Николай Бредихин - Полковник Вселенной. Интеллектуальный детектив

Он не мог ошибиться, стон действительно был где-то рядом. «Артемий, Артемьюшка!» – неожиданно послышалось ему. Троицкий поднялся с колен и пошёл в направлении доносившихся звуков. В отсветах догоравшей свечи он увидел то лицо, которое показалось ему столь знакомым, но теперь он догадался, кто перед ним: то было лицо Матвея Башкина.

Тело Матвея в бессилии было распростёрто на полу, Артемий чуть было не споткнулся о него.

– Ты преступи это, преступи! – зашептал ему вдруг чей-то голос.

На руках и ногах Башкина кровоточили стигмы, на голове был надет скомороший колпак. Артемий с трудом приподнял тело Матвеево и, спотыкаясь, понёс его к своему ложу. Очутившись на постели, Матвей облегчённо вздохнул и открыл глаза.

– Здравствуй, Артемьюшка! – прошептал он разбитыми губами с радостной кротостью. – Видишь, дал Бог и повидал я тебя напоследок. Хотя уж и не надеялся на это.

– Но как же, Матюша, – растерянно проговорил Троицкий, – ведь сказывали, что запытали тебя до смерти в обители Волоцкой, а ты вроде жив?

– Так и ты давно сгинуть должен был на Соловках, – улыбнулся Матвей через силу и зачастил горячечно: – Я это, я! О чём ведь хотел поведать тебе: то не я тебя предал, хоть и довелось мне побывать на дыбе, то наветствовали на меня. Веришь? Прощаешь ли?

– Верю, – кивнул Артемий, – а прощать мне за что же тебя? Что до наветов мне? Но зачем, зачем ты хотел к царю через Симеона и Сильвестра приблизиться, я же предупреждал тебя!

Башкин вздохнул, на глазах его появились слезы.

– Но ведь мир, Артемьюшка, мир неправеден. Погряз во неистовости, во грехе. Человек идёт к Богу, а люди уловляют, отвращают его. Ты же в том советен со мной был: люди только и говорят, что о Боге, но совсем забыли Его. И кому же привести их к Господу истинному, как не царю и его священникам? Должно начало от кого-то быть, кто ж его покажет?

– Должно терпеть, – Артемий скорбно пожал плечами, – в том истина. Искупать вины безмолвием и смирением.

Матвей откинулся на подушку и посмотрел куда-то вдаль с отрешённым и непреклонным видом.

– Нет, нельзя всё терпеть. Христос – Он пример показал. Зачем же муки Его, зачем Святой Дух вочеловечился? Нам продолжить Его дело. Мир должно спасти, и спасти его можно. Господь послал нам лишь предостережение. Он справедлив, всё не только в Божьих, но и в наших руках. Все беды наши в том как раз и заключаются, что человек ушёл от Господа слишком далеко. Но человек – он вернётся к Богу. Мир спасётся, Артемьюшка! Вера его спасёт.

Он закрыл глаза, вновь уйдя в забытье.

– Сейчас, сейчас, погоди, Матюшенька, – засуетился Артемий, – сейчас я омою твои раны, ты ещё поживёшь, за грехи наши помолишься, столько зла вокруг, жестокости, а ведь людям надо как-то жить.

Но, вернувшись с водой, он в испуге отшатнулся от ложа. Вместо Башкина на постели лежал царь с вытянутой вперёд бородой. Он открыл один глаз и глумливо подмигнул Артемию.

– Что, думал сбежать от меня и не дать насладиться победою? Я ведь выиграл в нашем споре, выиграл! Признаёшь?! – Грозный вскочил, выбил кувшин из рук Троицкого и схватил Артемия за грудки. – Помнишь, что ты говорил о страдании? Я ли был тебе не верный ученик? Нет других слов, которые столь поразили бы моё воображение! Да, здесь он – пробный камень для всего человечества. Христос страдал и нам повелел. Есть ли другой оселок, который способен так выправить душу? Нет! Надо упасть, чтобы возвыситься, только через муки адовы, незатихающие, к спасению и можно придти. – Он сморщился и запричитал дальше плаксиво. – Тебе лишь открою: никто не ведает, как сам я терзаюсь – вся кровь, все муки проходят через меня. Я измождён, переполнен до края страданиями – есть ли в мире страшней доля, чем моя? За что Господь выбрал меня, отметил в исполнители воли, кары Своей? Если бы ты знал, Артемьюшка, если бы ты знал, сколько молил я Его, чтобы Он дозволил мне хоть остаток дней дожить другой, тихой, праведной жизнью! Ты не дал мне благословения, но ведь не зря же привёл меня к тебе Господь, окропи мои вины елеем своего благолепия, отпусти мне мои прегрешения, как ни перед кем, сейчас исповедовался я перед тобой.

– Зверь! – закричал вдруг Артемий в исступлении. – Зве-е-е-е-е-е-е-рь!

Царь ухмыльнулся глумливо, затем приблизил лицо своё к Артемию и расхохотался, бормоча быстро-быстро, загадочно:

– Молчи, отче, молчи! Рухомо твоё дело! Но и яз молчати готов…

Крупейников с трудом приподнял голову и взглянул на часы: половина четвёртого. Дочь немного покопошилась в кроватке и заголосила сразу с высокой ноты. Жена вскочила, так толком и не проснувшись, машинально сменила пелёнки, простынки, а добравшись затем до постели, тут же вновь замерла. Крупейников подержал в руках крохотное тельце, ожидая, что придётся теперь, как обычно, долго Сашеньку укачивать, однако она на сей раз неожиданно мгновенно уснула.