Екатерина Буглак - Цветы из детства. Душевные рассказы

– К-а-т-я- пишу я палочкой своё имя на холодном камне. И с опаской поглядываю на лес.

Высокие сосны безмолвно колышат по ветру верхние ветви. Вслед им вторит орешник и ольха. Какая-то дикая птичка распевает на ветвях свою грустную песню. Лес стоит неприступной стеной и похож на сказочный, будто сошедший с картин Васнецова, шатер.

«Вот бы узнать, что там» – думается мне.

И вдруг срываюсь. Я бегу резко, мотая в воздухе босыми пятками. Мигом преодолен невысокий заборчик у палисадника, большие камни вдоль дороги, дощатый сарай, где баба Зоя доит козу, ферма с индюшками. И вот он, дикий луг! Вылетаю стремглав на поросшее наполовину осотом поле. Подпрыгивая и перешагивая крапиву, ступаю на шаткую перекладину. Из-под ног удирают испуганные лягушата. Влево вправо- заросли незабудок. Преодолев речушку, долго пью из маленького родника, причмокивая губами и вытираясь ладонями. А потом снова бегу и бегу, путаясь в высоких, как паутина, травах, на ходу срывая с корнем цветы и колосья. Наконец, всё. Моё укромное место. И, бухнувшись с разбегу вниз, устремляю взгляд в небо. И вижу вдруг в бесконечной синеве и веселых зайцев, и карусельных лошадей и огромного слона. Большого, с огромным животом и ушами до края неба. Я улыбаюсь и воображаю себя тоже маленьким облачком. Расправляю руки и представляю уже как лечу в небе над всеми этими ровно распаханными полями, стогами сена, над журавлиными гнездами, над церковью на горе, над разноцветными домиками, беспорядочно раскиданными между синих лесов. Над всей нашей необъятной и вместе такой уютной родиной. И вот внизу уже мерещатся детскому воображению далекие пустыни, великие пирамиды и бескрайняя дельта Нила.

И только громкий крик дедушки заставляет меня стряхнуть оцепенение и радостно крикнув:

– Я-Я-Я- З-ДЕ-е-е-е – е-е-е-е-сЬ!

Снова помчаться бегом обратно.

На даче обед.

Здравствуй папа!

Я напишу тебе эти, пожалуй, эти 1875 слов. Потом аккуратно согну листок пополам и вложу в белый конверт. На концах синих адресных полос в нем, к сожалению, не будет марки. Ведь он ни к кому не придет.

Мне уже не больно, папа. Вся боль во мне отболела и вылилась в ту красоту и творчество, что я создаю сама. Это прекрасно ведь. Быть ужаленным цветком, дающим сладкий нектар. Так что сейчас самое время тебя об этом поблагодарить.

Я всегда думаю о тебе. Просто думаю, рисуя тебя в своей голове снова и снова. Ты стоишь в коричневом костюме, высокий, огромный и сильный. Твои светлые волосы гордо развеваются на ветру. На руках ты держишь маленькую пухлую девочку, одетую в смешную кофточку с розовым котиком. Всё именно так, как на той замшелой фотографии, которую я вклеила в свой альбом канцелярским клеем.

Знаешь, папа, я скажу тебе кое-что. Меня, папа, всегда очень восхищают свободные люди. Свободные от всей этой вычурности, чужих мнений, от пыли и грязи в голове. ДА-ДА.

Наше пустое, без верхнего слоя грима лицо вообще-то вряд ли кого-то сразит наповал. Вряд ли и наши морщины, скроенные из соленых слез и опыта очаруют миллионы. Вот это ведь и есть наша явь. То самое что мы есть. И как же я люблю эти явные правдивые лица. Может они немного глуповаты, но все доверху наполнены той детской непосредственной искренностью, которую в наше время уже не встретить в больших десятимиллионных городах.

А на губах обязательно будет мечта. Упрямая, наивная мечта. И вера в нее, конечно же. Это так прекрасно ведь. Не жить впустую, как кусок мяса с костями. Постепенно загнивающий и изнашивающийся. Но быть философом своей души. Созидать себя. Стремиться вверх. И если уж вверх, то непременно к мечте. К идеальной, предельной, иррациональной мечте.

Я знаю, ты поймешь меня папа. Ведь именно таким ты и был.

Спасибо тебе. Мне уже не страшно и не больно. Я укрепилась на своих сломленных кривых корнях и теперь всеми ростками тянусь вверх. И это прекрасно. Ты непременно порадуешься за меня, я знаю. Сидя в кресле качалке в доме у моря, в который никто уже не придет.

Ты лучший, знай это, мой отец.

Слишком искренний, упрямый и мечтательный герой моих снов и грез. Пусть даже никогда не увиденный, не потроганный и не осознанный мною в жизни.

Это ничего. Я ведь тоже верю, папа.

Маленькая светлокудрая любимая твоя девочка все так же сидит на зеленом холме ночью, и подняв голову, созерцает луну и звезды. А когда тучи рассеиваются, виден ей даже Млечный путь.