Анна Минибаева - Отец мне ревизор

По коридору кто-то пробежал, оглушительно стуча высокими каблуками. Вилена поморщилась. Любое подтверждение хаоса в университете раздражало ее.

Она откинулась на спинку кресла и сомкнула ладони на затылке, с силой крутанув кресло. Мир вокруг нее завертелся – замелькали кубки и грамоты, словно помноженные сами на себя десятки раз, окно превратилось в тусклое светящееся пятно, папки с документами закружились в изнурительном танце. Девушка закрыла глаза и позволила миру вокруг успокоиться, замедлить свой бег и остановиться, тяжело дыша.

Она знала, этот мир был лишь агрессивной средой, в которой ей приходилось зубами прогрызать себе путь. Остановись на секунду, сверни не туда – и он вопьется в глотку, раздерет мягкую плоть, перережет артерии и выпьет всю кровь. Так случилось с ее мамой. Она была на вершине мира и уже собиралась переезжать на работу в Москву, как ее сокрушили, отправили обратно в деревню, где она снова стала обычной главой администрации. Уже несколько лет мама сидела там, как лягушка в болоте, ждала, когда власть потеряют люди, сокрушившие ее. Вилена ощущала лишь разочарование – раньше она боготворила маму и во всем старалась подражать ей. Наблюдать ее падение и сохранить благоговейный трепет перед этой женщиной, теперь будто сникшей и опустившейся, было сложно. И Вилена старалась реже приезжать домой.

В коридоре вновь послышались быстрые шаги. Кто-то приближался к двери профкома. Вилена поправила юбку и сделала вид, что чем-то занята в компьютере. В кабинет без стука ввалилась Вика Крылова. Она задыхалась, как от долгого бега.

– Привет, – выдавила она, вывалила на стол перед Виленой свою сумку и потянулась к кулеру.

– Ну, привет, – Вилена с плохо скрываемым раздражением смотрела, как Вика наливает себе воды и тяжело глотает ее.

– Ты сейчас офигеешь, – Вика, наконец, выпила воду.

– Ну?

– Мне только что позвонил Витька. В общаге тако-о-о-е творится!

Вика очень любила делать драматические паузы. Вилена выжидательно смотрела на нее, давая понять, что на уловки не поддастся.

– Ладно. Короче. Там помер кто-то. От передоза.

Вилена резко выпрямилась в кресле и подалась вперед. «Этого еще не хватало», – подумала она.

– Кто?

– Не знаю. Витя был так взволнован! А сейчас он не берет трубку, гад.

– Беги в общагу и немедленно выясни его имя, факультет и курс. Сразу позвони мне, нужно проверить, являлся ли он членом профкома. Как все не вовремя!

Вика кивнула, налила себе еще стакан воды и бросилась в общагу.

Вилена вышла вслед за ней, закрыла профком и побежала в ректорат. «Вот ведь черт, как не вовремя, как же все не вовремя», – думала она на бегу. Она так торопилась, что чуть не врезалась в Вадима Жумадилова, который перекрыл ей дорогу, раскинув руки. Вилена не успела увернуться и попала прямо в пахнущие потом и кислой капустой объятия бывшего председателя спортивно-оздоровительной комиссии профкома.

– Ви-и, – воскликнул он, ухмыляясь. – Все бежишь, все торопишься? Притормози, жизнь никуда не денется, это я тебе говорю как человек, освобожденный из этой шара… эээ… тюряги.

– Вадим, извини, но я тороплюсь.

– Погодь, подруга. Ты мне нужна.

– Чего тебе?

– Подпиши-ка обходной.

– Ты что, до сих пор свой диплом не забрал? Прошел почти год!

– Я так обрадовался, что, наконец, все это закончилось, что ушел в загул на полгода. Вот, оклемался и пришел, – усмехнулся Вадим. – Да шучу, так получилось. Подпиши, а.

Пока Вилена подписывала обходной лист Вадима, ей пришлось выслушать пространный монолог о том, как срок действия его карты закончился, и его не хотели пропускать в вуз через главный вход, и как он вспомнил, что боковой вход практически всегда открыт и что здесь редко сидит вахтерша, и вот он, наконец, прорвался в дорогую сердцу alma mater и теперь вынужден ходить и подписывать обходной лист, потому что просто так ему кровью и потом заработанный диплом не отдают…

Наскоро поставив прочерк, Вилена дождалась паузы в речи Вадима и быстро перебила его:

– Вадим, мне правда пора.

– Меньше работай, больше отдыхай, подруга, – крикнул Вадим ей вслед. Она махнула рукой и припустила в ректорат.

В ректорате ее встретил иконостас проректоров: в центре в рамке из темного дерева висел портрет ректора, который улыбался во все тридцать два зуба с глянцевой фотографии, а вокруг него расположились четыре фотографии с проректорами, из которых лишь один был мужчиной. Под иконостасом за столом, заваленным бумагами, сидела доброжелательная женщина-секретарь.