Тамара Айзенберг - Израиль моими глазами. Рассказы, очерки, фельетоны

Седер начался. Чтение Агады прерывается иногда наливанием вина, преломлением мацы и другими необходимыми действиями. Муж Ошрит, Дани приглядывает за нами, если кто-то отстает или убегает вперед, он находит нужную страницу, подсказывает, когда и что есть, когда пить вино. Остальные тоже иногда бросают на нас дружелюбные взгляды, в которых мы читаем, что мы – желанные гости, что делаем все правильно и не должны смущаться. Теплые волны одобрения и заботы окутывают нас, пропадает скованность от незнакомой обстановки, незнакомого языка, мы чувствуем себя как дома.

И я вспоминаю свой родительский дом в Ленинграде. Мои родители не были набожными людьми, но каждый год проводили Седер. В послевоенные 40-е годы, когда еще не было в квартирах газа, в нашей кухне стояла большая дровяная плита. За 2 – 3 недели до Песах пекли мацу. Приходили мамины сестры с мужьями и детьми. Женщины раздвигали наш обеденный стол, замешивали и раскатывали тесто. Мужчины пекли мацу на огромном железном листе на плите. Детвора толкалась тут же под ногами у взрослых. Царила необыкновенно радостная атмосфера, было много шуток и смеха.

В день Седера приходила вся наша родня, отец мой, большой юморист и острослов, становился очень серьезным, надевал кепку, доставал откуда-то тоненькую, с пожелтевшими листами книжечку с чужими странными буквами. Я хорошо помню эту книжечку и сейчас уверенно могу сказать, что она была на иврите. Поглядев на всех строгим взглядом, он начинал читать молитву на незнакомом языке. Читал он очень долго, мы, дети, ничего не понимали, но было нечто в атмосфере вечера, что заставляло нас сидеть очень тихо, каким-то чутьем мы угадывали, что происходит что-то очень важное. Мы знали только в общих чертах, что Песах – праздник исхода евреев из египетского рабства.

Позже открылась в Ленинграде Синагога и в квартиры провели газ. Мы выбросили нашу дровяную плиту и стали покупать мацу в Синагоге. Каждый год, как всегда, в нашем доме праздновали Песах. И мы, дети, ставшие взрослыми, приходили уже со своими семьями. Приходили беспечные, наслаждались праздником, слушали отца, ели и пили и не расспрашивали ни о чем, как нужно проводить Седер, уверенные, что так будет всегда. Но время шло, родители старели и, наконец, ушли из жизни, один за другим.

Что же мы, дети? Нас было трое у родителей: два брата и я, сестра. Единственное, что я умела – готовить блюда из мацы, т.к. всегда помогала моей матери. Еврейскую литературу в СССР нерелигиозному человеку найти непросто, многие знакомые старики, люди религиозные и знатоки иудаизма, уже умерли, ведь и мы уже немолоды, под 50.

Так что мы могли немногое: узнать дату Песах, купить мацы, вина, приготовить еду и собраться в этот вечер, посидеть всем вместе, припомнить, что же было на Седер у родителей. И мы всегда делали это немногое, каждый год.

Такие воспоминания посетили меня посреди праздника, этих милых людей, и было очень завидно, что для них и их детей продолжительная и сложная процедура Седера, известная с младенчества, проста и понятна, что исполнение всех элементов его исполнено для них глубочайшего смысла и доставляет большую радость. Чего стоило только посмотреть на детей, которые сначала спрятали мацу, а потом вернули и получили подарки, как блестели их глазки, как быстрые ручки нетерпеливо распаковывали пакеты и доставали сумки, книги, игрушки и пр., примеривали, рассматривали, играли, менялись друг с другом. Сколько было счастья!

На этом нашем первом Седере мы поняли, что нам предстоит в Израиле не только научиться ивриту, найти работу и квартиру, но и научиться жить без суеты, понять душу своего народа, его историю, религию, обычаи, и научить этому своих детей и внуков. Мы хотели бы сами строить шалаши в Сукот, придумывать костюмы нашим детям в Пурим и проводить Седер в первый день Песах, быть хозяевами на этих праздниках, а не только гостями.

И еще мы поняли, как прав был тот журналист, который написал в русскоязычной газете, что вопреки несовершенному государственному устройству, бюрократии и другим недостаткам «Израиль существует благодаря очень хорошему человеческому потенциалу».

Как он был хорош, ее первенец! Младенец ростом 50 см и весом 4 кг, он был весь круглый, круглые ножки, ручки, животик. Даже видавшие многое врачи и сестры в родильном доме, говорили, что ребенок прелестный. Он рос здоровым мальчиком, вовремя начал ходить и говорить, был подвижный, веселый, сообразительный, конечно, иногда простужался, как все ленинградские дети. К шести годам он научился плавать и кататься на велосипеде, освоил коньки и лыжи… Она читала ему книжки и пела свои любимые песни, которые он быстро запомнил. Когда они были одни дома или на прогулке, они вместе распевали «Катюшу»», «Синенький скромный платочек», «Там вдали за рекой»… У него были друзья, с ними он играл в футбол, в хоккей, в войну, дрался и мирился.