Роман Зинзер - Кингс Хайвей

– Не проблема, Зейн, пиши меня, у меня есть лишнее время.

Манвел из Армении. Ему двадцать четыре, здесь он уже успел фиктивно жениться, выцыганить у государства зеленую карту – право на работу и жительство – и привыкнуть тратить «пейчеки» [2] Paycheck – чек с указанной суммой денег к выдаче на предъявителя. на бензин для прокатных машин и «лэп-дэнсы» [3] Lap dance – стриптиз на коленях у клиента от стриптизерш. Я вам потом расскажу, чего ему эта грин-карта стоила. Он знает русский, и иногда, возле мойки очищая тарелки от костей и салфеток, мы отдыхаем ногами и болтаем о жизни других. Внешне Манвел немного похож на бандита из телевизионного сериала о 90-х в России: он также выплевывает короткие фразы, гундит и выдвигает вперед шершавую челюсть. Вчера, да, вроде вчера, был его день рождения, но менеджерам этого лучше не знать, тогда у Манвела останется шанс оправдать свое опоздание: придумать историю про болезнь, несварение желудка, ранение или что-то еще в этом духе и как-то спасти себя от увольнения.

До letting go, увольнения то есть, ему еще далеко: он пришел работать в «Плазу», наш ресторан, сильно позже меня. Официально тут у нас увольняют через сто двадцать дней с начала работы, иначе после этого времени мы можем вступить в профсоюз для работников ресторанной обслуги и тиранить свое руководство за любую рабочую лажу. Якобы.

Профсоюз официантов, ха. Да, здесь есть и такой. Каждый месяц к нам на кухню заходит его главный глашатай – бородатый дядька итальянского типа, − раздает всем флаеры и визитки, снимает копии с документов потенциальных членов рабочей общины. Членство в ней, в профсоюзной общине, дает право законно требовать денег и хорошего расписания и трудового контракта с Брайана Кроуфорда – нашего главного менеджера. Брайану, мужику лет под сорок со свинячими глазками и пузом беременной, вся эта контора по защите прав и свобод как кость в горле, поэтому нас – официантов, барменов, басбоев – ему проще заменить кем-то новым, чем ждать, пока мы вольемся в неугодную ему социалистическую шайку и начнем правомерно сосать его кровь и кровь нанявших его акционеров.

Мне, к слову сказать, в любом случае никакого профсоюза не светит: я нелегал и никуда вступить не могу, но Брайану об этом сообщать мне нельзя, иначе карьера басбоя накроется сразу.

Черт, а ведь даже Манвел легален! Из всего front of the house – персонала обслуживания – я, кажется, только один без документов с нужными штампами. В back of the house – среди поваров и мойщиков – таких, как я, целые гроздья. Все они – мексы Ману и Херардо, чернокожий сенегалец Жуан, который днями драит полы и посуду и обедает внутри холодильника-склада, чтобы отдохнуть и остыть, Макс – пиццемейкер из Хабаровска, еще несколько нормальных ребят, имен которых я уже не вспомню, – очень забавны, обучают меня испанскому и готовят мне что-нибудь пожрать. Слова плохого о них не скажу. Они выживают на семь пятьдесят в час, повара на чуть больше – на тринадцать. На конвертах пейчеков, я видел, у многих из них не было адреса, только пустое окошко. Наверное, они и живут в ресторане.

Вот и Манвел. Пришел. Посиневший, небритый – день рождения наступил. В джинсах, футболке, работать сегодня он явно не будет.

– Что случилось-то?

– Проспал до четырех.

– Что скажешь?

– Проспал до четырех.

А я иду на прешифт, второй за день. Шеф-повар Майкл Суппа, американский итальянец, похожий чем-то на младшего Корлеоне, только толстого, уже стоит с новой паэльей из мидий, и мне надо успеть что-то съесть хотя бы сейчас, на дегустации. Утром не вышло, и я остался голодным. Если и сейчас пропущу эти пробы, на обед придется хлебать отвратительный луковый суп – единственное, что сегодня готовят для персонала. Как французы, вообще, до такой жидкой дряни додумались?

По правилу все новые блюда сначала пробуют (плотно ими жрут) официанты, ведь это им рассказывать о них, им врать посетителям о потрясающем вкусе и необычайном аромате наших кулинарных изделий. Басбоев к fancy еде пускают потом, когда уже ничего от нее не осталось. Хотя честно, я не понимаю, как в десять утра можно есть мясную паэлью или сырые, липкие суши. Меня даже вечером от последних тошнит.

На прешифте Зейн заново раздал всем по участку работы. Меня с пиццы отправили на суши и «море». Сейчас поясню. Я уже говорил: наш ресторан состоит из нескольких барных стоек. За каждой стойкой открытая кухня: вы видите, что и как вам готовят. По крайней мере, вам кажется, что вы это видите. За каждой кухней закреплены свои типы блюд и продуктов. Так, мясной гриль – это бургеры, стейки и картофель фри. Пицца – это очень хреновая пицца и разная салатная зелень. Китайская кухня – лапша и пельмени. И наконец, кухня морепродуктов, японская и бар обыкновенный – с бутылками и ассортиментом бокалов. За всей этой дизайнерской показухой находятся настоящий камбуз и посудомойка. Это место доступно только для персонала, там на самом деле и готовят все блюда. Ну или подготавливают к готовке.