Дима Сандманн - Манипулятор. Глава 012 финальный вариант

ГЛАВА 12

– Сука, блять! – вырвалось у меня, когда мы с отцом покинули офис застройщика, узнав, что торговый центр откроется не в феврале, а возможно, в апреле. Внутри меня все кипело. Едва сели в «газель», отец сразу же закурил, я тоже. Спустя пару минут я немного успокоился и задышал ровно. Ситуацию принялись обсуждать уже дома за ужином.

– Можно остаться в этом торговом центре, а можно забрать аванс и поискать другое место, – произнес я, сидя за кухонным столом, ковыряя яичницу и кусая ржаной хлеб.

После демарша матери с едой у нас стало скудно. Если мы возвращались с работы рано, то отец что-нибудь готовил. Получалось очень вкусно, надо сказать. Я в это время занимался проводками накладных. Иногда мы брали по пути домой курицу-гриль с пивом. Если приходили поздно, сильно уставали и забывали купить курицу, то жарили яичницу и ложились спать, чтоб с утра тоже поесть яичницу.

Отец ел молча. Как всегда размеренно и качественно пережевывая пищу. Я глотал все крупными кусками, жевал наспех, запивал торопливо чаем. Отец всегда ел дольше. Я садился за стол позже него и все равно заканчивал первым.

– Вот у тебя всегда так, – сказал отец, прожевав. – Сначала весь загоришься – давай, давай! Потом, когда что-то случается, снова – давай, давай, но уже назад. Мечешься туда-сюда постоянно! Нет, чтоб нормально подумать.

– А о чем думать!? – вытаращился недоуменно я на него. – Я же тебя не заставлял, не принуждал. Мы вместе решили, что будем арендовать отдел в этом торговом центре! А теперь получается – я – давай, давай!? Интересно ты говоришь!

Я покачал головой и сунул в рот кусок яичницы.

– Думать надо сначала! – продолжал отец. – А то девять тысяч туда, десять тысяч сюда, так на тебя денег не напасешься!

– Каких денег!? – обомлел я. – Ты о чем!? Я сам деньги зарабатываю, я у тебя их не прошу, мы работаем пятьдесят на пятьдесят! Какие девять – туда, десять – сюда!? Если не захотим арендовать отдел, ну, пойдем и заберем обратно свои деньги и все!

– Таких денег! – отец вцепился в меня взглядом ментора. – Транжиришь деньги по своим этим клубам направо и налево!

– Ааа, вон ты о чем! – чуть не поперхнулся едой я.

– Да, все о том же! – жестко добавил отец.

– Ясно, – кивнул я и уткнулся в тарелку, от разговора стало противно. – Могу не ходить никуда, дома буду сидеть.

– Вот и сиди.

– Да куда уж там – сиди! – раздался за моей спиной голос матери.

Я вздрогнул. Мать словно дежурила за углом, вошла на кухню стремительно.

– Как ты что ли он должен сидеть дома!? – вперилась она злым взглядом в отца, нависнув над ним сидящим со своего невысокого роста. – Чтоб таким же как ты жлобом стал!? Какие он у тебя деньги берет!? Он сам зарабатывает! Может еще у тебя разрешения спрашивать!? Он уже взрослый! Пусть куда хочет, туда и ходит! Нечего ему дома сидеть! А то станет таким как ты! Каждую копейку сидишь считаешь как куркуль!

Напор матери привел отца в замешательство – он даже жевать перестал.

– А ты не слушай его, сынок! – мать отмахнулась от отца и глянула на меня. – А то так досидишься дома, станешь таким же, будешь сидеть с кислой мордой и забудешь, как улыбаться! Ходи, куда ходишь!

Мать рубила правду, отец был на редкость неулыбчивым и скудным на эмоции. Я почти не видел его смеющимся от души. Широкая и одновременно сдержанная улыбка – была максимальной его эмоцией. Появляясь на секунду, она сразу торопливо пряталась. Сдержанность отца проявлялась и в волевом контроле негатива. Но когда сила воли кончалась, наступала разрядка. Несколько раз я видел, как гнев буквально разрывал его пополам, перекашивая лицо в дикой злобе и тогда, всем, кто попадался на пути отца, я не завидовал. Раза три причиной гнева становился и я еще в школьные годы, тогда отец принимался бить меня исступленно, но всякий раз меня спасала мать, загораживая собой и оттаскивая отца прочь. Бил он сильно, по-настоящему, как взрослого. Я зажимался в углу с головой и ждал матери. Примерно столько же раз при мне мать и отец крупно ссорились. Однажды мать была особенно несдержанна на слова, отец распустил руки. Он отбил ей почки и что-то повредил, что называется «по-женски». После чего мать сказала, что если он еще ее хоть пальцем тронет, то она зарежет отца спящего. Я видел его глаза во время тех слов, наполнившиеся неподдельным страхом и ужасом. Больше он мать не трогал.

Сдерживаемые эмоции копились в отце. Но яростно выплескивался лишь негатив, позитив же был способен максимум на редкую улыбку.