Ольга Барсукова - Без тепла. Повесть

Её тело было «тюрьмой» для прекрасной души – прекрасного Ангела.

В физическом плане она не выглядела счастливой и здоровой: тело предательски подводило, дряхлея с каждым годом, а душа-девчушка внутри пела, веселилась и скакала в «тёмной тесной комнатёнке» – её теле, и чувствуя себя неуютно, всегда хотела вырваться на свободу.

Бабуля тоже знала, что когда-нибудь её Ангелочек вылетит из тела и уйдёт к Отцу! Эти мысли не приносили ей ни беспокойства, ни тревоги. Это было правильно и хорошо.

Там, на свободе в небе её Ангелочку будет легко и просторно. И этот Ангелочек – она сама, её душа, её жизнь! Что держаться за бренное тело?

– Да, хорошо! – сказала старушка. – Дожилась! Сил нет больше жить! Я тоже хочу к Отцу!

– Ну, вот и договорились! – скал Ангел. – Я пошёл!

Бабушка вдохнула в последний раз и замерла.

– Это всё? Конец истории? – спросите вы.

– Нет, это только начало жизнеописания моей мамы а я, как её дочь, могу рассказать очень занимательную и удивительную историю.

Тёмным вечером ноября 1955 года к фельдшерскому пункту в шахтёрском посёлке Черновские Копи в забайкальской степи подъехал грузовик. Из кабины суетливо выскочил молодой статный мужчина в длинном чёрном пальто и каракулевой шапке-ушанке. Он протянул руку женщине, помогая вылезти из кабины. Светловолосая женщина, скорчившись от боли осторожно опустила ноги с подножки машины. Серое драповое пальтишко только наполовину прикрывало её огромный живот.

– Не спеши, Нина, потихоньку! – говорил мужчина, крепко поддерживая её за локоть. – Держись за меня!

Она спустилась на землю и согнулась от боли. Схватки начались ещё дома, в Кеноне, в маленьком рабочем посёлке, где была размещена воинская часть, в которой её муж служил писарем и бухгалтером при штабе.

Вокруг была кромешная тьма и холод. Была середина ноября, и холодный ветер раздувал полы её тонкого пальтишка. Одинокий фонарь тускло светил возле крылечка деревянного домика – местной больницы. Они взошли на крыльцо и постучали в дверь.

Сонная старушка в телогрейке открыла дверь:

– Ну, что роженицу привезли? – спросила она. – Заходите. Дочка, сюда, на лавку садись, раздевайся. У нас тут тепло. Печку протопили!

Нянечка указала на длинную лавку у стены коридора. В соседней комнатке тоже было полутемно.

– Доктора разбужу покамест, – сказала она. – А вы, муж идите, идите.

Женщина растерянно взглянула на мужа. Ей было страшно оставаться одной в незнакомом месте ночью. Боль всё больше охватывала тело, как-будто разрезала живот. Она застонала.

– Иди, Георгий. Я как-нибудь…

– Держись. Я завтра приеду. Здесь и телефона-то нет… узнать.

– Иди… иди.

Процедуры подготовки к родам прошли, как в тумане. Часа через два, когда схватки стали нестерпимыми, врач – высокая крупная женщина в годах, велела ей лечь на «родовой стол» – широкую лавку, застелённую белой простыней, и тужиться.

– Тужься сильнее! Щеки-то не надувай. Вниз дави, вниз! – равнодушным голосом командовала она.

Нина была худенькая и слабая. У неё кружилась голова, перед глазами плыли чёрные круги, и не было сил тужиться и шевелиться.

Видя её слабость, акушерка сложила руки вместе, положила свои предплечья под грудь женщине, туда, где начинался живот и с силой легла всем телом на руки. От тяжести веса Нина напряглась, сопротивляясь давлению, и что-то тёплое и большое проскользнуло у неё между ног и плюхнулось в лоток на лавке, а ноги обдала тёплая волна крови и стала наполнять лоток.

Нина уже ничего чувствовала. Ей казалось, что она провалилась в большую чёрную яму с вязкой грязью, тёмную и страшную, ещё темнее, чем этот забытый Богом посёлок в холодной забайкальской степи. Она барахтается в этой грязи и не может вылезти. Становилось холодно и страшно.

– Эй, не спи! Очнись. Дочка у тебя! – услышала она голос акушерки. – Да хорошенькая какая! Беленькая, ну, чистый Ангел!

Нина открыла глаза. Боль постепенно уходила из тела, и хотя начался озноб, ей стало легче. Теплая волна крови продолжала наполнять поддон.

– Кровотечение остановлено! – услышала она голос акушерки. – Пусть здесь полежит, а потом в койку переложим.

Нина не слышала плача ребёнка, а только какое-то покашливание и сопение.

– Жива дёвчока-то. Не плачет, отфыркивается. Мудрёно дело – на свет родиться! – сказала нянечка. – Ишь, Ангелочек ясненький!

Она обмыла девочку под рукомойником, свернула треугольником подгузник из нескольких слоёв марли, запеленала её в байковое клетчатое одеяльце. Помещение отапливалось большой русской печью, и от её стенок шло приятное тепло.