1 ...6 7 8 10 11 12 ...17 Помнится, если на лавке у подъезда он сидел выпивший, мало кто из соседей по дому присаживался рядом поговорить. Во дворе он ни с кем не скандалил. Но хмурый взгляд его был так тяжел и мрачен, что все спешили пройти мимо. И вот этот угрюмый человек, оказывается, жизнь свою прожил в ожидании какого-то участия, понимания, внимания к себе. А с него всегда чего-то требовали. На работе – выполнения плана. А дома?.. Да каждый мужик рассказать сможет, чего только от него не требуют дома… Вот слово теплое сказать забывают.
Высказал я Петру свои соображения на этот счет, посетовал на женское невнимание и равнодушие, а он словно ждал моих слов, сразу же с пол-оборота и завелся.
– Я тут прочитал в журнале, в «Знамени» или в «Звезде», за какой год, не помню, статью любопытную испанца одного. Хосе какого-то. О любви. Читал? Нет?
Я пожал плечами: не помню, мол.
– Сейчас найду, – Петр сунулся в угол, к стопкам разных толстых журналов, которые я, было время, ежегодно выписывал по два или три сразу, а потом снес в подвал к соседу. В квартире места уже нет, а выбрасывать жалко… Да и забыл про них.
– Забавные, надо сказать, мысли испанец высказывает. – Петр присел перед стопками, выискивая нужный номер. Видимо, давно прочел и заложил его другими.
– Да скажи своими словами, – попросил я его, боясь, что поиски затянутся надолго.
– Короче, по его мнению, – Петр отошел от стопок и присел на диван, – женщины вообще понимать мужиков не способны…
Ох и заносит соседа, подумалось мне в ту минуту. Теперь вот в изучение женской психологии ударился… В сорок-то с лишним лет. Но подобное заключение какого-то Хосе не могло не озадачить. Личный опыт давно уже наводил на такую же мысль. Видимо, и Петр по той же причине пытался понять подоплеку своих домашних неурядиц. И вот, кажется, нашел подсказку.
– Как это, совсем не способны? – удивился я.
– Ну, автор этот много разного про них пишет. Главное, что я у него понял, женщинам безразлично все, что важно для мужиков.
– А то ты без него не знал…
– Так он ведь объясняет, почему…
– И какие же резоны?
– Да много разных… Сейчас и не вспомню. Журнал бы в руки… – Петр с досадой оглянулся в угол своего подвала, где в куче старых изданий таилось поразившее его откровение. – Но вот что я понял. Для них ведь главное – чтобы у детей все хорошо было. Чтобы те здоровы, сыты, обуты были… И чтобы не хуже, чем у других… Ради этого они нас и жуют, и пилят. Для них наши с тобой заморочки – ерунда и блажь одна. Я порой и возразить своей ничего не могу, когда она меня за этот подвал материт. Права она, по-своему, – сказал он тихо и, как показалось, даже со смирением.
Однако смирение это длилось недолго, ровно столько, сколько нужно было для закуривания очередной сигареты.
– Но ведь и мой интерес понять должна, – вскинулся сосед мой. – Хорошо мне здесь. Дело у меня. Важное, неважное, но мое…
Он так надавил голосом на это «мое», что слово это увиделось мною на пустой стене подвала буквами в аршин. А потом неведомо каким зигзагом мысли Петра сразу же вынесло к заключению, меня озадачившему.
– Я вот заметил, когда моя лучше всего себя чувствует и когда в доме все хорошо. Это если она в отпуске. Детей после школы встретит, выслушает, накормит. В доме – порядок. На меня почти не злится. Спокойная, улыбчивая. Благодать! Всегда бы так…
В последнее время, забегая к Петру, я все реже и реже слышу от него пространные рассуждения на отвлеченные темы. Видимо, наступившие времена с их прагматизмом, просчитыванием всего и вся наперед, зудом зарабатывания и добывания денег вынуждают соседа моего все больше недоумевать: он, оказывается, уже не соответствует наступившим дням, их требованиям.
Зайдя как-то в подвал к нему за разводным ключом (своего не оказалось), чтобы подтянуть гайку у потекшего крана, я выслушал следующий монолог.
– На днях смотрю, сын ходит по дому какой-то потерянный, хмурится. Коробок смотреть не хочет. Телевизор то есть. Я его спрашиваю: в школе что случилось? Да нет, говорит, все нормально. А потом помолчал-помолчал и заявляет вдруг: «В нашем классе только у моего отца нет машины». К чему он вдруг об этом, я тогда не понял. Вот, думаю, велика причина для печали. Ну и отвечаю: нет так и нет, да и не по карману. А вчера встретил его с одноклассником, новым каким-то. Из школы шли после уроков. Сын отозвал меня чуть в сторону и тихо так бормочет: «Пап, ты имей в виду, что мы свою машину продали. Ага?»
Дружок его ко мне спиной стоял и не видел, как я глаза вытаращил от удивления. Какая машина? Отродясь не бывало. Это он, значит, натрепался пацану, что мы, мол, тоже не безлошадные были. Только вот не знаю, как у него там дальше по легенде. Какой марки она у нас была. «Жигулек», что ли? Или рюкзак за спиной – «Запорожец»? И зачем продали? Чтобы новую купить? А какую? «Опель»? «Мазду»? «Мерседес»? Дома вечером спрашиваю сына: «Тебе что, за отца стыдно, что ли? За семью нашу? Машины у нас нет, видишь ли!» А моя как с цепи сорвалась: «А чем ему гордиться?!! Чем гордиться-то?!» Тьфу, думаю, старая песня.
Читать дальше