Марина Важова - Китайская кофточка. И другие рассказы о Марусе

Они ходили за деньгами! Эти деньги послали маме в Комсомольск-на-Амуре, и потом каждое седьмое число месяца, после прихода почтальона «девушки Вали», которая разносила пенсию, бабушка откладывала в сторону синюю пятирублёвку с кремлём и гербом, беззвучно произнося: Шахам. Больше года с бабушкиного стола не сходила высокая эмалированная миска, до верху и даже с горкой заполненная подсушенными в духовке сухариками: чёрными и белыми. Чёрные были чуть подсолены, а среди белых иногда попадались сладкие и даже с изюмом.

Как Маруся любила эти сухарики! Гораздо больше обеда, который специально для неё готовила тётя Женя: супчик с фаршем и вермишелью и две готовых котлеты с макарошками или пюре. Лишь много позже Маруся догадалась, что бабушка весь год, отдавая Шахам долг, «ехала на чае с сухарями».

Вечерами, водрузив свою полную фигуру в кресло с полотняным чехлом и подложив под себя правую ногу, так что из-под подола выглядывала только левая, бабушка штопала или шила, и тут Маруся могла спрашивать её обо всём. Но обычно разговор укатывал в Карельское бабушкино детство, где они жили в срубленной отцом избе, до сих пор уцелевшей и охраняемой государством, как часть музея деревянного зодчества.

После этой фразы Марусе надлежало нырнуть под бабушкин рабочий стол и достать из коробки альбом «Музей-заповедник Кижи», который ввиду многочисленных показов открывался сразу на нужной странице. Потом бабушка, не глядя на фотографию – видимо, всегда имея её перед глазами – обещала как-нибудь поехать с Марусей на родину. Дальше шли условия, при которых для Маруси возможна поездка, почему-то включающие такие посторонние вещи, как чистка зубов, вытирание пыли и даже прибавка в весе.

Но Марусе уже не так хотелось ехать, как всего неделю назад. Она много думала о Шахах, дальних и богатых родственниках, живущих совсем недалеко, всего через три улицы, но в сознании Маруси пребывающих на другой стороне земного шара. Она точно знала, что если и окажется вновь в их квартире, то не раньше, чем через год, когда они с бабушкой пойдут отдавать долг. Да и то не точно. Возможно, бабушка решит взять с собой Олю или пойдёт одна, чтобы без посторонних ушей обсудить и слепого Гришу, и больные ноги сестёр, да мало ли, о чём говорят взрослые в отсутствие детей!

А значит, она не увидит больше сиреневых, похожих на тёти Женино покрывало, обоев в прихожей, не услышит, как звуком басовой струны начинают бить в гостиной часы в тёмно-красном деревянном корпусе, не пройдёт по паркету в связанных бабушкой специально для этого случая шерстяных оранжево-зелёных тапочках. Которые по возвращении были тотчас убраны под стол в одну из многочисленных коробок.

И уж конечно, не придётся больше отведать тех чудных котлеток, вкус и аромат которых врезался в чувственную память и со временем ничуть не потускнел. Небольшого усилия было достаточно, чтобы ощущение вкуса возникало в одуряющей яви, а вслед за ним перед Марусей разворачивалась вся Шаховская квартира, наполняясь восхитительными подробностями: фарфоровыми фигурками дам и кавалеров в высоких париках; состаренными временем гравюрами на стенах гостиной; двойными шторами на высоких окнах: ближними – тяжёлыми, расшитыми тусклой золотой ниткой и подхваченными витым шнуром, и дальними, прозрачными и пожелтевшими от времени. Торжественная бронзовая люстра с лампочками в виде свечек, зачехлённая мебель дальней комнаты, принадлежавшей до войны мужу Раисы Осиповны Виссариону, не то погибшему, не то попавшему в плен, – всё это было из другой невероятной жизни, так же мало похожей на Марусину, как вигвамы и прерии американских индейцев.

Бабушка рассказывала, что в блокаду младшая сестра, Катерина Осиповна – Катюня – эвакуировалась в Свердловск вместе с Горным институтом, где она служила лаборанткой, а Раиса осталась сторожить квартиру. Там было что сторожить, заметила бабушка, но тут же добавила, что почти вся обстановка и бо́льшая часть хранящихся в квартире ценностей Раиса Осиповна перетаскала на рынок, меняя на продукты, чем и спаслась от голода.

Но много чего осталось, подумала Маруся и страстно, до колик в животе, захотела жить в такой же квартире, ходить по навощённому паркету, носить туфли вместо войлочных тапок-растарапок и синее шерстяное платье взамен фланелевого халатика. И, конечно, хотя бы по воскресеньям есть куриные котлетки. Куриные, куриные, и пусть курицы от неё отстанут, не выбегают из спальни при одном только упоминании!