Марина Важова - Китайская кофточка. И другие рассказы о Марусе

Существовало множество запахов, от которых Маруся просто млела и вдыхала, вдыхала, пока не начиналось головокружение. Некоторые запахи доводили до рвоты, и все в доме знали, что айвовое варенье нужно готовить, пока Маруси нет дома. И ещё у неё была особенность, которая могла быть полезной в криминалистике: Маруся помнила запах тех мест, где она хоть раз побывала. Даже через много лет накативший из подсознания аромат воспринимался реально, и на него сам собой приклеивался бумажный ярлычок с надписью: «Молочный магазин на Гаванской». Сложный запах квартиры Шахов был, безусловно, сказочно приятным, хотя некоторые компоненты – половой мастики, одеколона, чего-то жареного – не должны были сочетаться друг с другом, но сочетались.

Пока они снимали в прихожей свои летние пальтишки – макинтоши, как называла их бабушка – сёстры Шахи с умильными лицами рассматривали гостей, но запах жареного перекрыл всё, и одна из сестёр, явно младшая, легко побежала на кухню, бормоча: ну что, Катюня, сгубила котлетки? И тут же рот Маруси наполнился слюной, она так чётко увидела жареные котлеты, что они, принесённые из кухни в светлую гостиную на плоских тарелках с розами по краям, в точности совпали с её представлением, так что нюхать на сей раз нужды не было.

Никогда до и никогда после Маруся не ела таких бесподобных котлет, вернее, котлеток, потому что они действительно были маленькими, размером с тёти Женин медальон, который она надевала по праздникам. Сияюще-золотистого цвета, с мелкими блёстками хорошего масла и крапом специй, они просто таяли у Маруси во рту, неощутимо проваливаясь в глубины организма, а оттуда, из глубин, доносился восторженный стон: ещё, ещё! С котлетками прекрасно пошла морковь, лук и даже брюква, которую Маруся на дух не переносила.

Когда её тарелка опустела, старшая из сестёр, Раиса Осиповна, вторя глубинам Марусиного организма, спросила: «Ещё, деточка?», но бабушка строго посмотрела, и Маруся поняла, что надо отказаться, просто так надо и всё. И чуть слышно произнесла: «Спасибо, я наелась». Да что там наелась, что там есть-то! – раздался вопль, которого, кроме Маруси, никто не услышал, а бабушка, поджав губы, со вздохом сказала: «Она у нас такая малоежка».

Потом, уже дома, когда пересказывались детали их похода, бабушка назвала котлеты куриными, и тут же из спальни навстречу Марусе, царапая когтями пол, выскочила смешная и глупая курица. Её совсем не хотелось есть, и котлеты уже не казались Марусе такими чудесными. Но это быстро прошло, она просто взяла воображаемую резинку и стёрла с котлет слово «куриные», они стали мясными, а мясо ведь не живое.

Бабушка в подробностях рассказывала тёте Жене и Оле, что в гостях давали к чаю, какие салфетки были на столе, передала содержание письма, полученного сёстрами из Петрозаводска от слепого Гриши, приходившегося им родственником. Он писал кривыми строчками, которые иногда прерывались на краю листа: видимо, слепой продолжал писать прямо на столе, так что некоторые предложения утеряли смысл. Но главное было понятно: слепой Гриша просился к Шахам жить «хоть на зиму, пока холода». Сёстры обсуждали, вспоминая Гришу, его заскорузлые руки, привычку курить самокрутки из дешёвого, вонючего табака, и Маруся понимала, что никогда, никогда слепому Грише не жить в этих красивых комнатах с коврами, навощённым полом, никогда не есть чудесных котлеток.

Но про то, зачем они ходили к Шахам, бабушка не рассказала. Эта тема была почти под запретом в их доме, а если и возникала, то по крайней необходимости и уж никогда не за столом, при всех. Иногда Маруся слышала, как бабушка вполголоса говорила тёте Жене: «Что-то я упустила, трёх копеек не могу найти», а потом сидела молчаливая, задумчиво глядя в окно и шепча цифры. Раньше она работала бухгалтером, и привычка «сводить дебет с кре́дитом» распространялась на домашние дела. Бабушка всегда вела строгий учёт потраченным деньгам, записывая в колонку своим мелким разборчивым почерком на четвертушке бумаги: капуста – 8 коп., хлеб, булка – 23 коп., масло – 76 коп. И потом эти листочки ещё долго хранились на столе под клеёнкой, пока они не вспухали бугром, и тётя Женя не выгребала их со словами: «А вот мы ревизию устроим». В конце концов, потерянные три копейки находились – я забыла про газету! – и довольная бабушка на радостях принималась печь драники из картошки.

Сейчас бабушка задавала тему «навестили родственников», сдержанно сетуя, что «им-то до нас не дойти, ноги больные». На самом деле от Маруси не укрылось, как Раиса Осиповна достала из шкатулки три серо-фиолетовые бумажки, положила в конверт и в прихожей, когда они, уже одетые, прощались, незаметно протянула его бабушке, а та не глядя спрятала в чёрную потёртую сумочку.