Марина Важова - Китайская кофточка. И другие рассказы о Марусе

Но это было раньше. Теперь, когда мама уехала в геофизпартию, – «завербовалась», по словам бабушки, – в далёкий Комсомольск-на-Амуре, она уже три месяца только письма пишет. Ну а в письмах, конечно, ни про какое враньё не поминает. Потому что скучает. Маруся тоже очень скучает и от этого иногда безо всякой нужды сочиняет. Вот и теперь зачем-то сестру обманула, а сама ведь ела мороженое, сиреневое, в бумажном стаканчике…

Под конец прогулки, когда уже к дому повернули, встретили Олину одноклассницу, Лиду Маркину, по прозвищу Маркуша. Её дедушка когда-то взял фамилию матери и стал Маркиным. А вообще они из древнего рода Нарышкиных, но об этом говорить громко нельзя, а то у Лидкиной мамы, которая работает в «ящике», могут быть неприятности. Маруся представляет себе громадный ящик с боковой крышкой-дверью, из которой после работы выходят люди, щурясь от солнца. Брехня какая-то! Не могут советские люди в ящиках работать. Это в Америке так негры живут. Надо всё-таки расспросить Ольгу, что за ящик такой секретный.

Мама у Маркуши всего лишь инженер, а вот папа по девять месяцев в году сидит на льдине – он полярник. Потому и живут они шикарно, в отдельной квартире со множеством красивых и полезных вещей, с ванной и телефоном. У Лидки всегда на школьном форменном платье кружевные воротнички и манжеты, вместо чулок она носит колготки с узором и по воскресеньям ходит в музыкальную школу. Но, несмотря на такие классовые различия, Маркуша очень хорошая: всегда с Марусей поговорит, конфетой угостит или даст красивую переводную картинку. Вот и сейчас первое, что спросила:

– Мороженое будете?

– Мы уже ели, – стойко отвечает Маруся. Но Лидка охвачена великодушием, и они снова оказываются в белом павильоне. У подруги в руках – целый рубль, который она протягивает тётеньке с кружевным хохолком на голове и говорит уверенно:

– Три по сто крем-брюле с сиропом.

Оля пытается протестовать: во-первых, стыдно одалживаться, во-вторых, Маруське больше нельзя, а без неё есть не станешь. Лидка быстро находит компромисс:

– Она будет есть медленно, греть во рту.

Но греть мороженое как-то не получается. Это уже и не мороженое вовсе, если тёплое. Для порядка Маруся всё же чуть задерживает ложку, якобы дышит на неё. Потом все пьют газировку, она щиплет в носу и выходит с отрыжкой, которой Маруся очень стесняется, а посему быстрее запивает её следующим глотком. Подруги о чём-то секретничают, то и дело сдвигая поближе головы и переходя на шёпот: «Ты думаешь, он серьёзно? Болтает всякую ерунду!». На Марусю никто внимания не обращает, и она всё подливает и подливает в свой стакан пузырящийся напиток.

Дома ждёт сюрприз. Тётя Женя получила отпускные и по этому поводу купила торт-мороженое. Он стоит на самой середине круглого стола и пленяет воображение розовыми и жёлтыми розами с мармеладно-зелёными листиками. И платье у тёти Жени под цвет торта: с розовыми и зелёными квадратами.

– Маруське нельзя, она уже ела мороженое! – предупреждает Оля, но не говорит, что они обе уже дважды им полакомились. Иначе и ей, пожалуй, не дадут торта. Но взрослые снисходительно относятся к её словам – ведь жара невыносимая! – и разрешают немного попробовать. Розовое имеет клубничный вкус, жёлтое пахнет дыней, а зелёное – конфетами дюшес. Все едят ложечками прямо от целого торта, и никто не замечает, что Маруся слишком усердно снимает пробу.

На другой день у Маруси заболело горло, а к ночи поднялась высоченная температура. Её кое-как сбили растиранием водкой с уксусом, а утром вызвали врача. Оказалось, ангина. Целую неделю Марусю лечили таблетками и полосканиями, но ей становилось всё хуже. Распухли суставы, они ныли днём и ночью, и Маруся спала урывками. А потом врач сказал, что надо ехать в больницу, и обещал прислать машину.

В больнице температура спала, но суставы продолжали ныть и пухнуть. Самым паршивым было то, что Маруся не могла поднять головы от подушки: у неё сразу начиналось головокружение, подступала тошнота. Ещё она пила совершенно мерзкую «салицилку», которая не задерживалась в Марусином организме ни на минуту. Так что вскоре давать перестали, заменив порошками.

Бабушка приходила каждый день, усаживалась рядом с Марусей и, заколов шпильками на затылке чёрные, будто лаковые волосы, доставала из сумки фрукты и печенье. Но Маруся ничего не могла есть, её продолжало тошнить. Она слышала разговоры вокруг и понимала, что дела её становятся всё хуже. Весёлый доктор, Михал Михалыч, который лечил Марусю, совсем перестал шутить. Он по несколько раз в день подходил к её кровати, щупал пульс, надавливал пальцем на похудевшие ноги и приговаривал: «Только и есть в тебе хорошего – твои вены». Они и впрямь были ровными и выпуклыми, медсёстры легко их находили и делали бесконечные уколы. Но постепенно вены стали проваливаться, покрылись частыми бугорками, и некуда уже было втыкать иголку.