Александр Мирлюнди - Минотавры за кулисами

– Ну-у-ус, господа-а, с кого начне-емс?! – по-барски протянул он красивым поставленным высоким голосом.

Шерри по-дебильному хохотнул.

– Я-я вижу-у, вы-ы, молодо-ой человек, гото-овы как ни кто-о другой? – медленно, с расстановкой, сказал чуть покачивающийся на стуле маститый артист и еще больше улыбнулся.

Снова хохотнув, Шерри своими журавлиными ногами, обтянутыми джинсами с сильно расклешенным, почти на полметра, низом, сделав несколько шагов, оказался напротив стола и стоял, дергая кадыком, сдавливая смех, и смотрел, широко открыв в улыбке большой рот, на пожилого маэстро театральных подмостков. Он чем-то напоминал Трубадура из мультфильма про бременских музыкантов. Высокий, стройный, в расстегнутой на груди белой рубахе, с пухлыми губами, с неправдоподобным романтизмом в глазах… Только с волосами до середины спины, с юными усами и с бородой. Жидкими, как у китайца.

Шерри трясло от непонятной радости. Очевидно, его радость почувствовал и народный артист, который глядя на Шерри, похожего на возбужденного щенка с виляющим несуществующим хвостиком, тихо засмеялся, положив ручку на стол, и чуть отвернул голову. В ответ Шерри громко, горлово гоготнул. Народный не сдержался и засмеялся еще сильнее.

– Гы-ы- гы-гыыы!!!! – вырывалось из глотки Шерри. В смехе он обнажал подергивающиеся от избытка впечатлений и эмоций мясистые губы, показывав большие, сильные, в двух местах чуть растущие в разные стороны зубы, и был уже похож уже не на Трубадура и щенка, а на осла.

Ирине стало первый раз в жизни почему-то неудобно за Шерри. Она расстроилась за то, что он предложил этот прикол с поступлением.

Народный громко и мощно засмеялся в полный голос. Через мгновения они уже оба не то что смеялись, а кричали смехом, глядя друг на друга. Народный даже очки снял, чтобы они не соскочили с его дергающегося от хохота большого носа.

Педагоги не знали, как себя вести. Они переглядывались, и натягивали слабые улыбки.

– Восхитительно! Восхитительно! Ой, молодец! – через минуту, не до конца рассмеявшись, произнес Народный дрожащим от смеха голосом. Затем вытер платочком глаза и надел очки.– До слез старика довел! Ну, браво! Садись!

Шерри с сияющим солнечным лицом сел. Он был на седьмом небе от всего. Он подумал, что с таким стариком и анаша не нужна.

– Ну-ус, а теперь подруга, как я понимаю?! – Народный радостно посмотрел на Иру, очевидно, предполагая продолжение праздника.

Ирина на ватных ногах вышла, сжимая гриф гитары внезапно покрытой потом ладошкой, и судорожно думала, что она сейчас будет читать. Там ведь читать надо. И петь. А может, еще и сплясать попросят… Она подумала, что здорово остановить бы время, чтобы подготовится хоть как-нибудь…

– Для начала Янка Дягилева! – с фальшивой бодростью заявила Ира.

– Для начала, дорогая, поднимите платье и покажите ваши ноги! – осек «абитурентку» Народный.

– Чего???!!!

– Чего-чего?! Платье поднимите и дайте мне, старику, полюбоваться вашими ногами! – Народный говорил с такой спокойной убедительной настойчивостью, что Ирина не раздумывая положила гитару на пол, и подняла полы платья из мешковины.

Шерри снова затрясло от смеха и от радости жизни. Корчась на стуле и снова сдерживая смех, он показал Народному кулак с поднятым кверху пальцем. Мол, молодец, дед! Уважаю!

Народный мельком улыбнулся Шерри, быстро подняв и опустив руку с открытой ладонью, типа, я оценил, дружище, что ты рад тому, что я рассматриваю ноги твоей барышни.

– Хорошо! Опустите платье! – как-то впроброс, по-медицински поблагодарил Народный.– Что там у вас?

Никогда еще Ирина не пела любимую Янку Дягилеву так зажато и нелепо.

– А мы пойдем с тобой погуляем по тгхамва-айным гхельсам!

Посидим на тгхубах у начала кольцевой догхоги!

То, что дружки называли «идеальным парижским акцентом», гулко раздавалось под потолком обычным, чуть комичным картаваньем.

От «Джефферсон Айрплан» Народный почему-то отказался, попросил отложить гитару и почитать стихи. Ира нарочно долго откладывала гитару (зачем-то в дальний угол), судорожно повторяя Ахматову.

– Пгхотегтый ковгхик под иконой,

В пгхохладной комнате темно, -громко с выражением, как и на том школьном поэтическом вечере, стала выводить Ира, но Народный быстро остановил ее.

– Вы вообще не понимаете, что вы читаете! Вы колбасу на рынке рекламируете, вот что вы делаете! Как вас зовут? Ирина? Иришенька, ну представьте, вечер, лампадка под иконой, вы стоите под этой иконкой, ну, представьте, представьте! Не волнуйтесь, начните, когда будете готовы, мы подождем!