Валерий Гусаров - Записки сивой кобылы. На трезвую голову

Видимо, Мишка выглядел самым молодым. Кто-то поинтересовался без обиняков: «Пацан, а сколько тебе лет?». На что он возможно басистее и убедительней ответил: «Девятнадцать!»

Утром их отвели на склад, переодели в форму, и тут же началась служба, в которой недели летели днями, месяцы – неделями, где всё было подчинено одной задаче – выпечке хлеба для близлежащих гарнизонов.

Свободного времени были крохи. Двенадцать часов – смена на пекарне, восемь на сон, за оставшиеся четыре нужно было привезти на склад муку на следующую смену, затарить кочегарку дровами и ещё много разных мелочей. Новобранцы довольно быстро втянулись в такой ритм и за пару месяцев успешно освоили процесс.

Весь действующий коллектив хлебопекарни не превышал тридцати человек вместе с вольнонаёмными женщинами, офицерами и сверхсрочниками. Половина состава – солдаты срочной службы. Из них девять начинали службу, двое служили третий год, остальные были «второгодниками». Ни о какой «дедовщине» не было ни слышно, ни видно. И не только в пекарне, но и в двух полках гарнизона, хотя понятия «молодой» или «салага» – первый год службы, «черпак» – второй год и «старик» – третий год, были в ходу, но, кроме констатации, они ничего не означали. После приказа министра обороны об очередной демобилизации «старики» переходили в категорию «дедов».

Где-то в середине декабря «деды» -хлебопёки получили долгожданный «дембель» и уехали по своим домам на «гражданку». К этому времени новенькие достаточно освоились в хлебопечении со всеми тонкостями, а Михаил Анциферов и один украинец, Иван Анастасьев, уже ходили в смену старшими.

И всё было бы прекрасно, если бы в Новый год не произошёл инцидент с неожиданными последствиями.

Оставалась пара часов старого года. Обычно в 22 часа дневальным провозглашался «отбой», но в эту ночь дежурный по пекарне старшина разрешил смотреть «Голубой огонёк», а сам отправился домой праздновать. Как оказалось впоследствии, этот его шаг оказался весьма легкомысленным.

Кто-то из парней уже благополучно оседлал койку, но около десятка человек, большинство уже в исподнем, сидели у телевизора в Ленинской комнате (так называлось помещение с телевизором и подшивками газет на столах, книжными шкафами, стенгазетой и различными стендами на стенах). В гражданском быту она называлась бы Красным уголком или просто комнатой отдыха.

В самый разгар концерта из коридора послышался чей-то разговор на повышенных тонах и непонятная возня. Чёрт дёрнул именно Мишку выйти узнать, что же там происходит! В коридоре с криками сцепились два солдата. Один – тщедушный Ваня Барабанов, откуда-то с Архангельской области, пришедший служить одновременно с Мишкой, второй – более мощный и грузный литовец Новикас, каптёрщик, то есть человек с ключами от склада, где хранились личные вещи солдат. Он служил уже второй год.

Мишка вышел именно в тот момент, когда Новикас, подмяв массой субтильного Барабанова, ударил его по лицу. Не разбираясь, Мишка ударил Новикаса, он схватился за лицо и прорычал: «А ну-ка пошли один на один во двор!». Отказ был бы воспринят за трусость. Они вышли на двор, встали в стойки, но вместо бокса противник неожиданно перешёл на борьбу и уже подмял Мишку под себя в сугроб. Тот пытался выскользнуть из-под тяжёлого литовца, как вдруг тяжесть исчезла, и какая-то сила откинула его в сторону. Когда он обтёр лицо, то увидел, что несколько человек бьют Новикаса и бьют нешуточно.

Впрочем, всё было настолько быстро, что Мишка не успел сказать и «мама». Потом все пошли в тепло казармы и стали укладываться в койки. Новогодний вечер был испорчен.

Только утром выяснилось, что послужило отправной точкой сыра-бора с дракой и побоями. Оказалось, что виноват именно тот, за кого Мишка полез заступаться.

Ваньке Барабанову очень захотелось пойти в гарнизонный клуб, где шёл новогодний танцевальный вечер, а для этого была необходима парадно-выходная форма одежды. Она служила входным билетом в клуб, куда бы его в повседневной гимнастёрке и галифе, естественно, не пропустили. Он надраил сапоги до зеркального блеска и пошёл к литовцу-каптенармусу с требованием выдачи парадного мундира. Новикас отказал ему. Двое пекарей уже пошли в клуб раньше с разрешения старшины, и тот, уходя домой, приказал каптёрщику больше никому не выдавать парадную форму. Словесная перепалка между парнями переросла в драку, куда Мишка и влез, заступаясь за слабого…

Вернулся из кабинета начальника сержант. Солдат по одному потащили «на ковёр» для окончательного разбора и вынесения приговора.