Андрей Красильников - Избранные произведения. Том 1

Последний раз Алёша наведывался в лес в первых числах января, когда удивительно чистый белый покров распускался, как сахар на раскалённой сковороде, под лучами на редкость разъярённого для такой поры солнца, игравшего бликами в зеркальном жёлобе лыжни, жадно метавшего огненный взгляд то на дорогу, то на верхушки деревьев.

Уже в сочельник на этом месте было сплошное болото.

Но природа, рабыня времени, не способна на продолжительный бунт: с далёкого севера потянуло холодом, и наступил конец её упрямству.

Поначалу изморозь сковала крыши ледяным панцирем, затвердели лужи, затем тяжёлые хлопья спустились на землю и завладели ею. Да так засыпали, что только успевай отгребать! Протоптали тропинки, поработали лопатами, накидав высокие холмы, и только тогда ворчливые старухи провозгласили приход настоящей зимы.

За окном февраль. Месяц короткий, но тянется дольше других собратьев и непременно успевает выполнить все свои обязанности: каждую щель снегом укроет, извергнет из ледяных уст самый морозный поцелуй, обязательно сравняет сугробы с низиной и пройдётся по ним быстрой позёмкой. То солнышком ясным улыбнётся, то суровой теменью нахмурится. Он – верный сын матушки-зимы, никогда не набедокурит ни дождём, ни оттепелью. Одним февраль люб за такое постоянство, другие поругивают его за излишнюю услужливость, только сам он не унывает, веселится: разузорит стёкла, нарумянит щёки, накормит блинами и – на покой, до следующего года.

Стелется по поседевшей просеке фигура одинокого лыжника, стремглав летит он по целине. Нет-нет да остановится, поднимет голову, замрёт на минуту-другую и поклонится величию леса, ибо иных богов не признаёт, а в этого верит с детской наивностью, несёт в возвышенный над миром храм сжимающуюся от тревог душу свою и верит, что найдёт там успокоение.

Бежит Алёша по скрипучей дорожке, открывая в ставшем по-человечески родным пейзаже прелести новой окраски.

Сосёнки одеты небрежно: на одной ветке целый ком, а другая – как летом. Это вина чумазых ворон, с утра до вечера прыгающих по деревьям. Зато в ямочках, этаких ладошках, откуда расходятся в три стороны пальцы сосны, белым-бело. Заледенели ладошки. Жаль только, что темновато, а то картина была бы просто дивной. Ели тоже едва покрыты, но удивительно стройны. Растёт молодняк как попало, ни разу его не прорежали. Встречаются среди зелени и берёзки. На одну совсем жалко смотреть: стоит голенькая, тоненькая, хрупкие ручонки не могут удерживать зимние дары. Оцепенела вся бедняжка! За ней ухаживает широкая ёлочка, укрывает от непогоды. Алёша почему-то вспомнил тициановскую Данаю, благо на свежем воздухе фантазия у него работала на удивление отточено.

Замелькали последние деревца нового, посаженного лет тридцать назад леса. Летом они одинакового цвета, сейчас же ели кажутся тёмно-зелёными, а у сосен мутноватые иголочки, и есть в них что-то серое. Но и они позади.

Перед взором Алексея целый полк глазастых солдат – так выглядят стволы великанов-старожилов. Ветвей не видать – высоко гордые ветви. Сбросили они снежные преподношения, раскачиваются на ветру, шумят, никто не знает о чём. Стволы хранят белизну в зияющих ранах от срубленных лап, а поскольку такие места чаще всего находятся рядом, чудится, будто пара глаз смотрит на тебя. Аж страшновато становится!

Февральское небо имеет два лика. В ясную погоду на нём ни облачка, и по-летнему ярко светит солнце. В хмурый день кажется, что набросили мрачное покрывало на унылую голубизну, а само покрывало – из такой тонкой материи, что вот-вот расползётся. Расползается, расползается, но не выдаёт наружу контуры светила, а лишь пропускает сияние его. И сейчас проступает через насупившийся свод молочная лужица.

Дальше и дальше уходит от глазастых чудовищ Алёша. Вот берёзовая роща полуостровком вдаётся в хвойные владения. Не нравится юному мечтателю скопление берёз даже летом. Белёсые они какие-то, просвечивают на сотни метров, не чувствуется в них мощи, мудрости – одно бесшабашное веселье: ласки, заигрывания и нежный лепет. Нет, не для того создан лес. Несколько таких деревьев – красиво, но целая роща – неудачная выдумка природы.

Ритмично хлопают по снегу лыжи, летят на всех парусах. Мелькают важные пни, не желающие снимать перед путником белые папахи, поваленные наземь стволы, обломанные ветки. Не видит их одинокий лыжник, спешит вперёд, к неведанному ещё чуду.