Она закрыла страницу и открыла картотеку. Нужно проверить списки новых книг.
В голове крутилась карусель. Бред какой-то, никогда она не… Но хотелось бы зелёные глаза и чувственный рот, как у того официанта. Голос… Голос как у Поля, который исчез в прошлом году. Она практически забыла, как выглядел Поль, но его голос, глубокий и чистый, иногда всё ещё будоражил её память. Написать и узнать всё. Просто надоело встречать и провожать, играть в их игры, притворяться, что тебе всё равно, поглядывать в телефон. Ждать звонка и ломать голову, не позвонить ли первой. Обдумывать часами, что написать и писать ли вообще. Играть в кошки-мышки и прикидываться, что у тебя, кроме него, ещё куча мужчин.
Как у всякой современной женщины, у Карлы был свой психолог, но к нему она ходила всё реже и реже. Советы сосредоточиться на себе, стать самодостаточной и не ждать от постороннего человека полной отдачи и преданности стали раздражать Карлу. Необходимость человеческого тепла была сильнее психотерапии. Она хотела одного, своего, единственного и родного. Если уж мужчина ей нравился, она не могла не думать о нём всё время. Она отдавала себя всю, а потом, когда всё заканчивалось, падала, как в пропасть. Пропасть разочарования и одиночества. Быть сильной и самодостаточной не получалось.
Вот и сейчас, размышляя об этом роботе, она уже отчётливо видела черты его лица и слышала голос. Это была ещё только мечта, только мысль о ком-то несуществующем. Но её бурная фантазия, разыгравшись, уже живо рисовала образ будущего идеального мужчины. Сначала ей представился шатен с блестящими зелёными глазами и чувственным ртом. Потом он заговорил – и тембр его голоса был приятен, как шум дождя, и чист, как горный водопад. Аккуратный нос, чёткие прямые брови. И этот тёплый, мягкий взгляд… Может ли быть у робота мягкий взгляд?..
Она закончила работу и в половине шестого вышла на улицу Ришелье, направившись к центру. Ей хотелось побыть среди людей, пройтись вдоль Сены. Почему-то прогулки вдоль Сены непроизвольно приводили Карлу к стенам Бастилии. Крепость манила её, словно у неё было что ей рассказать. Девушка присела неподалёку и просто всматривалась в тёмные окна, будто ожидая, что там, в глубине, увидит вдруг Вольтера или самого «божественного Калиостро». Некоторое время она размышляла о бедном итальянце Джузеппе, который сумел околдовать пол-Европы, заставив поверить в то, что владеет не только эликсиром молодости, но и магией любви. Купил себе титул и в конце концов плохо кончил. Кстати, говорят, человек был неплохой. Весёлый авантюрист. Как многие итальянцы. Такие, с которыми она встречалась в юности и во время учёбы в университете. Импульсивные и страстные. И непостоянные. Чем больше страсти, тем быстрее она гаснет. Сначала меркнет в глазах, потом в движениях, а потом… Потом уже не было. А Карле нужно было именно это «потом», иначе зачем всё это «завтра» и «навсегда».
Она больше даже ни с кем не знакомилась. На флирт отвечала вяло и без всякого интереса. Не хотелось тратить энергию на что-то временное, ненастоящее. Сесиль откровенно жалела подругу. Идеалистам трудно жить в современном мире. «В наше время таких мужчин, как твой Дубровский, просто нет», – смеялась она над Карлой. Смеялась, впрочем, по-доброму. У Сесиль было отзывчивое сердце, потому их дружба и длилась все эти годы.
«Ах, значит, нет таких? Ну тогда я его сделаю! Я создам своего Дубровского!»
Карла прошла вдоль Сены пару километров и спустилась в метро. Сегодня вечером она напишет письмо и сделает запрос.
Ответ пришёл в пятницу вечером.
Карла уже собиралась покидать кабинета, когда услышала характерный звук в компьютере. Вернувшись от двери, она открыла почту и увидела письмо от отправителя с японским именем.
Она не ожидала ответа так скоро, а лучше сказать, вообще его не ждала. Она была уверена, что это только фантазия какого-нибудь японского мечтателя-электронщика, такого же одинокого и разочарованного, как и она.
Письмо, как ни странно, пришло не из Токио, а из Киото – города, где родился Харуки Мураками, один из её любимых писателей. Это придало Карле ощущение невообразимой радости и оптимизма. Она видела в этом особый символичный смысл. Писатель-постмодернист, описывающий фантастический мир и живущий в нём. Неисправимый мечтатель, преданный своим грезам и самому себе, видящий сны наяву и умеющий рассказать их с присущим ему только ему футуристическим мастерством…
Читать дальше