Прошло еще полгода, прежде чем я успокоился и перестал заводить о ней разговор при первом удобном случае. Теперь вся эта история казалась мне каким-то вымыслом. Я помнил все смутно и размыто, словно смотрел со стороны через стену дождя.
Сигарета догорела до фильтра и потухла, обрушив водопад серебристого пепла на пол.
– Давай подведем небольшой итог, – я старалась быть беспристрастным журналистом, но внутри меня закипало негодование, подогреваемое женской солидарностью. – Ты год жил с девушкой, которая бросила все ради тебя, вернувшись из Америки в Россию. А потом понял, что не готов к серьезным отношениям, начал пропадать с друзьями, после чего она собрала вещи и уехала обратно в США. И при этом ты винил ее в вашем разрыве? – Матвей осторожно взял со стола бутылку воды, отвернул крышку и налил полный стакан. Пузырьки газа весело побежали вверх по стенкам, словно играя в догонялки. Он сделал большой глоток и грустно хмыкнул.
– Со стороны это слышится еще более по-идиотски. Но не забывай, мне было тогда 19 лет. Казалось, вся жизнь впереди, и я не имею права связывать себя сейчас по рукам и ногам. А как же свобода, личное пространство? Друзья, вечеринки, девушки?
– Ты сам сказал, с первого взгляда стало понятно, что Аделина – твоя судьба. Такое чувство не обманывает, – я пыталась внести ясность, но у меня ничего не получалось.
– Это правда, – он вздохнул и снова запустил руку в волосы. Я машинально отметила, что наш штатный психолог всегда говорит: такая привычка – способ успокоить себя на подсознательном уровне. Значит, он все еще переживает. – И я понял, что ошибся, сразу же, как за ней закрылась дверь в ту дождливую ночь. Но был слишком горделив, чтобы бежать следом и возвращать. Стыдно признаться, на секунду я даже почувствовал облегчение, что все закончилось. Мне не нужно было ни под кого подстраиваться, не нужно было соответствовать ничьим ожиданиям, я больше не мог никого разочаровать. Я волен был делать что хотел. Но я уже ничего не хотел.
Матвей встал и подошел к окну, где не по-осеннему теплое солнце нежно обнимало лучами остывающую землю. Он с грустью и облегчением смотрел на безоблачное небо и вдруг обернулся ко мне.
– Ты не знаешь, когда обещают дождь? – в его голосе вдруг послышалась надежда на что-то.
– Со вчерашнего дня ничего не изменилось: на этой неделе не должно быть осадков, – я развела руками. – Но ты знаешь наших метеорологов… У них семь пятниц на неделе.
– Нет, ваших не знаю, – он хитро сверкнул своими почти черными глазами. – Но если они такие же, как из моей реальности, то дело дрянь!
– Слушай, я пока ничего не понимаю. Ты обещал рассказать мне что-то, что всколыхнет всю общественность, а я пока узнала только историю одной любви и одного расставания.
– Имей терпение, – голос Матвея звучал по-гипнотически успокаивающе. На мгновение показалось, что сейчас он погрузит меня в транс. Что за странный человек? А если он и правда владеет гипнозом? Вот расскажет мне сейчас какую-то чепуху, а я возьму и поверю только потому, что он так захочет? А потом газеты и журналы конкурентов выйдут в свет с громкими заголовками «Главред Life & Science попалась на удочку мошенника». Между тем мой собеседник продолжал как ни в чем не бывало. – Я обещал рассказать тебе историю с самого начала, и я это делаю. У нас впереди весь день.
Матвей вернулся на диван и устроился поудобнее.
– Запись идет? – он показал взглядом на диктофон, лежащий на столике. Я посмотрела на бегущие секунды и кивнула в ответ. Тогда Матвей поднес правую руку к лицу и провел большим пальцем по белому шраму, словно осторожно поглаживая дорогие сердцу воспоминания. Голос его зазвучал теперь совершенно по-другому. С теплом и нежностью.
– Через два года после расставания с Аделиной я познакомился с Сашей. Мы случайно столкнулись в гимназии, где работает моя мама. Помню, я завозил туда какие-то документы и увидел в коридоре девушку, строившую пятиклашек, наверное, чтобы вести их на экскурсию в очередной музей. Тогда я совершенно не обратил на нее никакого внимания: обычная молодая учительница, каких много. Длинные светлые волосы забраны в тугой пучок, круглое открытое лицо, голубые глаза, которые как-то странно заблестели, когда она увидела меня. Через 5 минут после того, как я вышел из гимназии, образ этой девушки начисто стерся из моей головы. Я бы, наверное, больше никогда о ней не вспомнил, если бы не увидел через пару дней в баре возле моего дома. Она сидела одна за барной стойкой и пила коктейль. Я подсел к ней и заказал еще два мохито.
Читать дальше