Александр Петербургский - Случай в зелёной зоне. Как я не сел в тюрьму и что для этого пришлось мне сделать…

Выпил лишнего и прихватило?.. То, что бутылка на столе одна, не говорило ни о чём, охламундив очередную, пустую тару он вполне мог вынести на кухню. И пусть ранее я за ним подобного не замечал, но в душу к человеку не залезешь, всё когда-то бывает впервые. И тут меня изнутри как кольнуло: похоже, Николай Иванович очень мёртв, и с решением финансовых проблем мне уже никогда не поможет.

Конечно, ни положение тела, ни его неподвижность сами по себе не говорили ни о чём, да и верить в такое не хотелось. Но уж слишком он был неподвижен, и при этом столько народу. Не похваляясь скажу, книг по теме я прочёл не мало, иначе бы за написание детектива не сел, а именно детектив я и собирался наваять. Деловито и по-хозяйски снующие по дому люди приехали явно не на именины, работала оперативная группа. На выезде на труп. На труп моего горячо любимого спонсора Николая Ивановича Райхерта. Очерченный по контуру какой-то лентой. С ногой, так неловко подогнутой под себя, с трагически отброшенной рукой – картина была ещё та, смотреть на это как-то не хотелось. Как и не хотелось верить, и что вообще произошло?

– А вот это с вашей помощью нам бы выяснить и хотелось, – проникновенно глядя мне в глаза, словно пытаясь что-то в них прочесть, не отвечая на поставленный вопрос, живо откликнулся следователь Иванов. И тут же, безо всякого перехода, спросил: а не являюсь ли непосредственным виновником столь непоправимого состояния гражданина Райхерта я?..

Вот так: ты им всю душу!.. Не дав мне даже поскобеть и как-то выразить!.. Не дав попривыкнуть к неординарной в общем обстановке, следователь уголовного розыска Рудольф Петрович Иванов начал по второму кругу, и, уже оставив церемонность, вовсю интересовался, а знаком ли я с лежащим? Как давно? И, включив на максимум остатки душевности, указывая перстом на недвижимого Николая Ивановича, проникновенно сообщил, что в случае если я, не обременяя занятых людей дальнейшей бесполезной работой, надумаю добровольно в содеянном признаться, то мне, как бонус, в смысле сокращения срока, при вынесении приговора в суде выйдет большущая скидка. И! – Только быстро! – В каких я отношениях с его женой.

И я признался: с Райхертом знаком уже как год, как заселился. Отношения у нас чисто соседские, без напрягов. А что касается наших отношений с Элеонорой Митрофановной, его женой! Стыдливо отворачиваясь и смущаясь, я доложил, что никаких отношений с Элеонорой Митрофановной у меня не было и нет. Что я могу сказать о ней ещё? Обычно красива, сегодня не в счёт.

Да, знаком, на даче тоже часто видел, но денег у неё не занимал, и делить нам с ней было нечего, так как мужем ей приходился Николай Иванович, а не я.

Почему не я? Во-первых, потому, что Николай Иванович познакомился с ней раньше. И пусть в принципе это никогда никому ещё не мешало, Элеонора могла быть элементарно не в моём вкусе. А из незначительных причин нашей с ней не связи – не в её вкусе был я, а что тут больше сыграло? Отсутствие у девушки вкуса? Возможно. Ну, не понимала она своего возможного счастья, не понимала. Хотя о том, что вскорости непременно стану известным, я неоднократно в мимолётных беседах через сетку забора ей намекал!

Откуда у меня дача в престижном районе как наша Зелёная зона? Отвечаю: дача друга, не моя, я только здесь живу. Точнее?.. Тут всё просто и не просто. Один из древних как-то на досуге выдал: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». О себе сейчас не буду, тут всё субъективно: бывает, временами сам себя бы взял и задушил! А вот о моём друге Михе пару слов скажу. Во-первых, он хороший друг. Помимо этого, говорят, офигенный строитель. И лишь только на нашем Дальнем Востоке задумали построить новый космодром, как Миху тут же и позвали. Миха в знак согласия ударил себя в грудь! А так как космодром не туалет, его в три дня не возведёшь, тут дел на годы. То дачу он оставил на меня, буквально умолил и навязал, а я пошёл ему навстречу, потому как в результате развода в смысле жилья оказался несколько стеснён.

Что делал прошлой ночью?.. Большей частью спал. Ничего, что могло бы вызвать подозрения, не слышал. Спал хорошо, как, кстати, остальные ночи тоже. И дело не в моей эксцентричности, тут просто иначе никак: тут неприлично чистый воздух, сразу за участком высоченные берёзы. Полосой. Которые, бывает, что шумят, бывает, что молчат. Но навевают… И бандюга соловей. Которого не мешало бы спросить, а чем же он занимается днём?

Ничего, что могло бы вызвать подозрения, за Николаем Ивановичем в последнее время не замечал. Разговоры наши ограничивались видами на урожай, погодой, и немножко о деньгах. Николай Иванович мирно фабрикантил на своём заводе, я, совершенно параллельно, размышлял о своей будущей книге. Ни он меня, ни я его в свои дела не втягивал. Отношения ровные. Он меня эпизодически ссужал, я же в свою очередь, в отсутствие хозяев присматривал из-за забора за их дачей. Благо, времени у меня много, а на жилистой шее Николая Ивановича Райхерта висел целый завод, и появлялся он тут лишь наездами.