Культурный Шизофреник - Нейрогрибы. И другие новеллы

– День добрый! Я это – по поводу довезти. Там предупредить должны были…

Пузан сделал непонимающее лицо, поздоровался:

– Коля. Привет.

– Салыч – назвался Салыч.

– А… ну-да – пробубнил толстяк – К сектантам, пра-льно?.. Пятихатка.

Салыч кивнул и начал спускаться вниз:

– Ну давай, я внизу подожду…

«Буханка» упрямо шла через лес. Полузаросшая ухабистая дорога петляла вправо и влево, вверх и вниз, превращалась то в сплошной песчаный откос, то в лесной ручей. Ехали долго. Салыч спросил:

– Маленькая деревня—то?

– Увидишь.

– Часто, что ли, мотаешься к ним?

– Да ну не часто… Я инструмент в основном вожу. Там, продукты какие… по мелочи.

– А платят чем?

Пузан прикрыл один глаз от неудовольствия, бросил косой взгляд:

– Дх-хеньгами – чем!.. Они какой-то бальзам на травах делают… Я в Москве десять флаконов за сотню сдаю. Так что деньги у них есть.

– Пенсии, письма тоже ты возишь?

– Они пенсии не получают никто.

– Как это?

– А вот так. Да счас приедем уже. Сам всё увидишь.

Ехали через поле. Солнце скатывалось к лесу, у горизонта над озером громыхала гроза – прошла стороной. Близился вечер. Вдалеке за невысоким кустарником уже вырисовывались крыши домов, когда, не доехав трёхсот метров, толстяк остановил машину у обочины и несколько раз продолжительно просигналил. Потом он приоткрыл дверь, закурил и откинулся в кресле.

– Всё! Приехали!

Салыч высунулся из окна, вгляделся. Издалека нёсся чуть слышный голос, бормотавший что-то очень похожее на проповедь.

– Гонишь что ли? Давай до конца-то довези…

– Нельзя.

– Почему н-нельзя?

– А это, вон, у них спроси – почему…

Возле зарослей тем временем началось какое-то мельтешение. На дорогу вышла женщина в длиннополом сером сарафане и, улыбаясь, засеменила навстречу машине, а позади, то выглядывая на дорогу, то вновь прячась в кустах, сновали любопытные дети.

– Всё, давай-вылезай. Поеду я.

Салыч нарочито неспешно доставал сигаретку:

– Чё, торопишься куда?

Коля занервничал:

– Ёптель, ну давай подождём, пока она подойдёт. Потом в глаза поглядишь ей. Потом…

– Ладна-ладна, шучу я!

Салыч взял свои вещи, расплатился и соскочил на дорогу. Коля пожал ему руку на прощание, кивнул в сторону приблизившейся толстухи:

– Она?

Салыч, как мог, скрывал улыбку.

– Она в-вроде.

Это была Наида, заочница Салыча.

Вместе они вошли в затерянное посреди первобытной тайги поселение. Посёлок естественным образом смешивался с реденьким лесом. После жизни за колючкой это казалось странным. Возле крайнего дома их встретил щуплый старик лет семидесяти, в выцветшей однотонной одежде – староста. Всё ещё улыбаясь, Наида что-то шепнула Салычу на ухо и указала дом на окраине, после чего отошла в сторонку – мужчинам нужно было поговорить. Староста повёл Салыча вдоль пустынной улицы. Всего два десятка строений: сплошь бревенчатые избы – бани, сараи, дровницы. Электрических столбов, как и проводов нигде не было.

– Родители, говоришь, умерли. Жены нет. А где жил-то между отсидками? – поинтересовался староста.

– А-а… – махнул Салыч – Где я только не жил…

– Я тебя предупреждаю сразу. Ты человек-то ведь новый. Ты когда увидишь, как мы живём, ты не пугайся. Знаешь, мы ведь пятнадцать лет тут. Знаешь, почему? Потому, что у нас вера есть. По-другому не смогли бы. Да ты потом сам поймёшь. Но мы не фанатики, не сволочи какие-нибудь, как попы, ты не думай. У нас всё добровольно и хорошо. От государствия мы не зависим. Потому нам тамошние законы по боку. Мы даже пенсии не берём. Потому что их пусти сюда с пенсиями, они начнут налоги драть… Не надо ничего. Сами справимся. А вот чтобы одиноких стариков, детей или инвалидов брошенных – этого у нас нет. Община никого не бросает. Одна проблема, мужиков не хватает…

Тихим шагом они подходили к центру посёлка и, чем ближе он был, тем громче и чётче звучал голос проповедника. И как-то уж слишком мало походило говоримое им на проповедь. Когда вышли на пятак, Салыч увидел круглый терем без окон с чудаковатой вращающейся дверью и конусообразной крышей, наверху был укреплён динамик. Вокруг терема сидели на траве люди, в основном женщины зрелых лет, хотя встречались и мужчины. Сидели и ревели. Из динамика на всю округу разносился страдающий мужской баритон:

– Я не могу так… Я не знал, что это такое, когда шёл сюда. Выпустите меня-я… Ну, пожалуйста. Откройте дверь, я вас очень прошу-у… Звери вы или люди! Откройте… Ну пожалуйста-а!..