Екатерина Селезнева: Хроники особого отдела

В школе меня уже со второго класса не трогали, потому что на дразнилки типа «Кайда-майда, жареная сайда» я не обращала внимания, а на подлянки всегда отвечала. Если не могла сразу, то ждала неделю, месяц, но обидчик получал по полной. Я никогда не скрывала, что это моя работа, и вскоре от меня одноклассники отстали. Учителя же осознав, что из меня не сделать медалистку, тоже перестали обращать на меня внимание. Короче, школа кончилась, как страшный сон.

В Универе я пошла на кафедру Ботаники. Меня просто околдовали лекарственные травы. Училась я у старой, с лёгкой странностью профессорши, которая, несмотря на преклонный возраст, скрипя, как несмазанная телега, костями, лазила по горам и долам Жигулей и учила меня премудростям.

Бедные мои родичи! Они безропотно пили травяные чаи, ели салаты из диких трав, приготовленные по старинным народным рецептам, пироги с разной не огородной зеленью, почерпнутые из советов в Интернете, пока моё увлечение травами, как объектами кулинарии не прошло.

Следующим этапом моего развития были лекарственные травы. Уж не знаю, то ли с перепугу, что им придётся пить отвары и настойки из трав, то ли под воздействием травяных стимуляторов, мои родные перестали болеть, а может и скрывали от меня болезни. Меня это не опечалило, и я переключилась на однокурсников, которые осознав, что любой их прогул, это повод для меня начать их лечить травами, стали прилежно учиться и всячески демонстрировать мне свое здоровье и бодрость духа (у меня были рецепты и от депрессии). В результате этого друзей в Универе я так и не приобрела, хотя приятелей было много.

Окончив ВУЗ, я в полной мере оценила, что значит мечты и реальность. Моя мечта создать ферму лекарственных трав рассеялась, как дым, и я поступила в фирму «Букет», соблазнив владельца созданием цветочных композиций, влияющих на карму и ауру. Это был чистый развод, он это понял, но оценил и сделал старшим дизайнером. Созданные мною букеты и цветочные композиции, в которые я совала лекарственные травы и амулеты, сделанные мною самой из подручных материалов, по инструкции древних мастеров, которые я извлекла из стихов и повестей Китая, Кореи и Японии, почему-то действительно влияли положительно при заключении сделок. Это создало нашей фирме мистическую репутацию, и от заказов не было отбою, а я стала зарабатывать так прилично, что решила снять квартиру.

В принципе меня никто не гнал из дома, но, если хоть кто-то жил в одной комнате с двумя сёстрами, поймёт меня. Мы спорили из-за косметики, зеркала, полок в шифоньере, очереди в ванну. Не ругались, но всегда пикировались. К тому же у сестёр был сложный период поиска будущего партнёра по браку, на что мне было наплевать, что также часто приводило к стычкам. Родители всегда вставали на мою сторону, объясняя сёстрам, что я младше их и не созрела, видимо, для серьёзных отношений. Это толкование не устраивало ни меня, ни сестёр, и, в конце концов, привело к мысли о самостоятельной жизни, если уж дома меня никто не понимает.

Крохотную квартиру, которую я сняла, была на улице Гагарина, и в результате на дорогу в одну сторону из-за вечных пробок я тратила час.

Дорога полна неожиданностей, именно по дороге на работу я приобрела друзей, которые заполнили мою душу теплотой и своими тревогами, и волнениями. Это были Гусёна и Боб. Мы с ними в одно и то же время мучились в автобусной давке, почти месяц, но так бы и не познакомились, если бы не случай.

На одной из остановок в автобус втиснулся толстяк, который обдал всех запахом чесночной колбасы. Жара стояла неимоверная, и все мысленно стали проклинать судьбу, а он, бодро расшвыривая всех огромным животом, двинулся по проходу в сторону кондуктора, размахивая сторублевкой. Мимоходом он успел отдавить нескольким людям ноги, кондуктор, ошалевшая от жары и запаха чеснока, сердито возопила, чтобы он передал деньги. Толстяк крича, чтобы ему передали сдачу, следил за продвижением билета и сдачи. Получив деньги, он сердито гавкнул:

– А почему Вы не объявляете остановки?

Кондуктор, измученная духотой, простонала:

– Мичурина. Следующая Мичурина.

Толстяк ринулся к передней двери, как на штурм Зимнего дворца, пока не достиг миниатюрной брюнетки с коротко стрижеными волосами, стоящей, недалеко у выхода. Он дыхнул на неё чесноком и заорал, как глухой:

– Утка стриженая, выходишь?

Брюнетка испепелила его взглядом и попыталась прижаться к креслу, на котором сидел вихрастый шатен с ноутбуком на коленях.