Александр Скориков - Беда с этими честными

Когда даже обычный человек начнёт вести себя с вами честно, то и тогда хлопот не оберёшься. А если честным окажется врач…

Вот, например, сделали пару лет назад моей жене операцию. Сама завотделением резала, умница, кандидат наук. А потом, когда жена пришла поблагодарить её, эта самая докторша цветы взяла, а от духов, которые я с таким трудом через Яна Владимировича достал, отказалась. Мол, принципиально не беру подарков.

Мы с супругой от такой честности две ночи не спали, у неё обострение началось.

А что оказалось? Через знакомых выяснилось, что духи хоть и французские были, но врачиха пользуется другой маркой.

Так ты же интеллигентный человек! Намекни заранее. Нет, они не могут, они честные, скромные.

А мы с женой, как оплёванные были, все в нас пальцами тыкали. Супруга ревела, ревела, а потом работу поменяла, чтоб в другую поликлинику ходить.

Теперь на днях вот я сам попал в хирургию с аппендицитом, прямо из института привезли. Виталий Николаевич – молодой такой, симпатичный доктор, – часа четыре в моём животе копался.

Сейчас лежу я в палате, через несколько дней выписка, и всё размышляю: какой ему презент преподнести. Теперь я учёный, понимаю, что нельзя это дело на самотёк пускать.

Стал советоваться с соседями по комнате. Один говорит: «Чего тут рассусоливать? Если врач – баба, то цветы и духи, если мужик – коньяк».

Я как про духи услыхал, мне сразу нехорошо стало.

Второй сосед – худой такой язвенник – отговаривает: «Какой коньяк? Чтобы твоя супруженция запела, если бы ты каждый день с работы бутылку приносил? Тут надо что-нибудь для семьи, чтоб и жена рада была. Хрусталь, например».

Запомнил я пожелания, а сам решил к главврачу сходить: кому же ещё лучше запросы своих подчинённых знать?

Главврач – мужчина солидный, вопросу моему не удивился, понимает, что не из праздного любопытства. Вслух стал размышлять:

– Виталий Николаевич? Хоть он и молод, но из первого периода, – когда берут всё, что дают, коньяк, например, – уже, конечно, вышел.

Слава богу, думаю: попёрся бы с бутылкой, как осёл.

– А окончился ли у него второй период – хрусталя и прочих безделушек, – право, наверное сказать не берусь, – засомневался главврач. – Сам-то я музыкой увлекаюсь, пластинки коллекционирую.

Вышел я от него, на всякий случай в записной книжке пометку о пластинках сделал. А что – не последний раз болеем.

Но с медиком моим всё равно никакой ясности. Может, ему по-простому в конверте дать?

Ловлю я тогда нашу нянечку.

– Родной ты мой, – успокаивает она меня, – это только мы рублёвками берём, а у докторов за семь лет учёбы латынь все нормальные чувства вытеснила. Про Виталия Николаевича узнать можно, почему нельзя. Только тяжело, – завздыхала она, – ох, тяжело!

И я полез в карман, где лежали специально наменянные женой рублики.

К вечеру выяснилось, что хрусталём у Виталия Николаевича забита вся квартира, но хобби он себе ещё не выбрал, а потому лучшей благодарностью было бы какое-нибудь простенькое украшение для его жены: перстенёк с бриллиантиком или ещё что…

Я, конечно, сейчас же подключил супругу и вскоре уже показал нянечке ожерелье из натуральных камней. Та одобрила, а я на свою беду поинтересовался, как у Виталия Николаевича с честностью.

– Очень, – сказала нянечка. – Просто кристальный человек. Во всей больнице, пожалуй, такого честного не сыщешь.

Мне б, дураку, уже б тогда от такой рекомендации насторожиться.

Настал день выписки, захожу я в кабинет. Посмотрел Виталий Николаевич ожерелье, вздохнул:

– Очень красивая вещь, но я не могу её принять. Понимаете, – оправдывается, – не заслуживает этого моя работа…

– Ну, это уж позвольте нам решать!

Всучил я ему, за дверь выскочил, пот со лба вытираю.

– Взял? – спрашивает нянечка. Добрая душа, за меня болеет.

– Взял, – отвечаю облегчённо, – едва уговорил.

– Я же предупреждала, что он очень честный.

– Да, говорит, моя работа не достойна такого…

– Само собой, – поддакивает нянечка. – Если бы он у тебя аппендикс чикнул – и всё, а то он, ведь, и желудок тебе скальпелем пропорол: повозиться пришлось, зашивать. Нет, редкой совести человек, теперь таких почти и не осталось…

Плотный, коренастый мужчина в рабочей спецовке приоткрыл дверь с табличкой: «Директор»: