Лариса Шевченко - Любовь моя

– Через некоторое время я еще раз должна ее перечитать. Если уровень впечатления не снизился, значит, с моей точки зрения, – это шедевр. И с произведениями музыкантов и художников я так же поступаю. Это для меня важно, потому что иногда умный оригинальный сюжет оказывает на меня столь сильное впечатление, что мои эмоции от него начинают преобладать над впечатлением от качества мелодии или изображения, и я могу быть необъективной. В моей голове часто выстраивается собственное видение сюжета, которое накладывается на авторское, и частично или полностью его перекрывает, а то и отрицает. И тогда я воспринимаю свое воображаемое, как истинное, полученное от изучаемого объекта. А специалисты и опытные редакторы, прочитав одну-две страницы прозы, сразу могут сказать, чего стоит то или иное произведение, живой текст или мертвый. Они, как хорошие музыканты с первой ноты чувствуют фальшь.

– А как ты узнаешь, что…

– Ты не находишь, что слишком поздно для дебатов? Конечно, в праздник мы не обязаны выполнять установленный в Кириной семье распорядок, но завтра нам всем предстоит радостный, но, тем не менее, нелегкий день, – шепнула Лена на ухо подруге, которая, как ей показалась, снова готова была «броситься в бой». – Смотри, девчонки уже лежат спокойно, как легкие морские волны в тихую погоду.

Обе женщины как по команде прикрыли глаза.

Но недолго они притворялись спящими. Грохот в квартире над ними заставил всех вздрогнуть и подскочить. Кира приоткрыла дверь в зал и спросила:

– Вас разбудили мои беспокойные соседи или вы еще не укладывались?

– Спокойной ночи нам никто не пожелал, – пошутила Инна.

– Соседи только что пожелали, – поддержала шутку Кира. – Не пугайтесь. Это их обычное поведение. Спите.

Она тихо прикрыла дверь и на цыпочках – видно по привычке – прошла к себе в спальню.

Конечно же, никто сразу не уснул. И тихая беседа возобновилась.

– Писательское сообщество не заповедник единомышленников. Каждый волен по-своему выражать свою позицию и взгляды. А если все в одну дуду, то это как-то сомнительно, – тихим шепотом нарушила тишину Жанна. Свои слова она предназначала Ане.

– Ты права. Можно и нужно писать о чем угодно и как угодно, главное – делать это убедительно и никому не подражая, – поддержала ее Аня. – В Ритиной прозе не чувствуется заданности, умозрительности, она в ней проста и естественна. У Риты абсолютный слух на правду. Для нее она – основа, база мастерства писателя.

– Можно подумать, что мы сами не знаем, с какого боку нам подходить к проблемам своей жизни. Только у писателей особая ясность и точность мыслей и оригинальное звучание слова? – недовольно забурчала Инна. – Вот зачем Рита пишет? Писательство – способ ее существования? Она живет в двух реалиях: в своей жизни и в жизни своих героев? Если не пишет, то на нее накатывает ужас? Она отравлена ядом сочинительства и без этого уже не способна жить?

– Последняя твоя фраза явно пришлись бы Рите по душе. Она хочет, чтобы все хорошее, что было в жизни нашего поколения, продолжилось в наших внуках и правнуках. Рита рассказывала, что первоначальным импульсом к написанию следующей книги для нее является выбранный прототип главного героя. От него она всё ведет, – объяснила Аня. – А вот одну мою знакомую почему-то не впечатлила Ритина предпоследняя книга. Я ей пыталась растолковать…

– Художник всегда обречен на непонимание! – рассмеялась Инна. – Удовлетворить в одном произведении и элитного, и массового читателя невозможно.

– Нравиться и царю и пономарю? Дудки. Литература не тот вид деятельности, где всё решают вкусы большинства. Кажется, Бунин заявлял, что он «не червонец, чтобы всем нравиться», – напомнила Жанна. – И о Моне Лизе говорят, что она сама вправе выбирать, на кого производить впечатление, а на кого нет.

– И у меня нет такой задачи. О Ритиных произведениях можно сказать то же самое. И это мое глубокое убеждение. Очередной своей книгой она еще раз подтвердила свое писательское реноме. «Надо иметь умных товарищей». Когда-то эту реплику в зрительный зал Маяковский вбросил. Правда, в детстве я считала эти его слова грубыми и нетактичными, – тихо сказала Аня.

Но Инна отчитала ее хлесткой фразой того же автора:

– «Гении не боятся капризов толпы. Что им недалекость отдельных особей!»

Аня не рискнула ей возразить.

«Не может отказаться от соблазна блеснуть своей эрудицией. Нарочно подавляет меня своей начитанностью», – очень тихо, но сердито пробурчала Аня, прекрасно сознавая свою неправоту. Усталость и раздражение слишком давили на ее слабые нервы, и она таким образом пыталась расслабиться.