Борис Сопельняк - Саркофаг. Чернобыльский разлом

Два дня тренировались экипажи, пока не научились укладываться в одну минуту.

– Всем отдыхать. Завтра утром едем за машиной, – буднично сказал капитан и отправился в свою палатку.

А утром принесли листовки. Одну из них я сохранил. Семь строк стихов, простых, бесхитростных, но какие точные там есть слова:

Начкар перед строем сказал тяжело:

– Хоть риск и смертелен, но все же…

Запнулся, как будто бы горло свело:

– Если не мы, то кто же?

«Если не мы, то кто же?..» Эти слова могут стать эпиграфом ко всему, что делают люди в районе Чернобыльской АЭС. Здесь нет волокиты, нет бесконечных согласований, нет оглядки на начальство, здесь люди умеют брать ответственность на себя, здесь без раздумий подставят плечо, вынесут из опасной зоны, отдадут свой респиратор, но при одном-единственном условии: если ты рядом, если не прячешься за спины, если занят делом, а не деятельным ничегонеделанием.

За две недели командировки я побывал на АЭС, под четвертым блоком и над ним, ходил по пустынным улицам Припяти, и эта листовка всегда была со мной. Если не мы, то кто же?.. Здорово сказано, по-мужски! И вообще, мне кажется, что в Чернобыле собрался цвет мужского населения страны. Я еще расскажу об этих людях, я назову их имена, так как уверен, что они заслуживают того, чтобы о них знала вся страна.

На часах десять вечера, а еще светло. Не спится. Встаю и в сотый раз иду попить. Воды здесь пьют много, так много, что некоторые шутники, как говорится, на голубом глазу, стали уверять, что если собрать все пустые бутылки, ими можно завалить реактор.

– Не спится? – открывая очередную бутылку «нарзана», просипел какой-то парень.

– Вам, я смотрю, тоже?

– Горло першит. Как только лягу, начинаю кашлять, да так сильно, что прямо слезы из глаз.

– Пройдет, – просипел я. – По себе знаю. Вы тут недавно?

– Пятый день.

– На десятый кашлять перестанете, зато воды станете пить еще больше.

– Спасибо, что утешили, – криво улыбнулся парень и вдруг ни с того ни с сего предложил: – Хотите посмотреть очевидное – невероятное?

– По телевизору, что ли? Так эта передача вроде бы днем.

– Какая там передача! – поморщился он. – Это не по телеку, а по жизни.

Я кивнул, и незнакомец позвал за собой. Идти пришлось недалеко. Прямо за дорогой аккуратная деревенька. Население эвакуировано, скот вывезен, а куры, гуси и утки остались. Аисты, кстати, тоже. Они уже вывели птенцов и живут себе поживают, как ни в чем не бывало.

Как известно, домашняя птица, где бы ни бродила днем, вечером возвращается в свой сарай или курятник. Так вот у этих, если так можно выразиться, стад появились весьма необычные пастухи. Ни за что не догадаетесь, о ком идет речь! Я тоже не сразу поверил, хотя видел все это метров с двадцати. Не буду томить: как оказалось, в каждом дворе теперь живет…лиса. Она ревниво оберегает свое стадо, не подпускает к нему товарок, завтракает, обедает и ужинает расчетливо и экономно, не уничтожая птиц сверх меры. Собак в селах нет, их или вывезли или отстреляли, так как, сбиваясь в стаи, они стали опасны – вот лисы и чувствуют себя полновластными хозяйками покинутых деревень.

– Ну что? – восхищенно похохатывал парень. – Чем не очевидное – невероятное? А ведь расскажи – никто не поверит!

– Поверят, – успокоил я. – Скажете, что был свидетель… Ну что, теперь на боковую?

– Ага, – зевнул он. – Спокойной ночи.

Только улеглись, только заснули – тревога! Грохот сапог, рев двигателей, звон колоколов! Все чего-то кричат, куда-то бегут, а с ними и я. Через несколько минут, раздирая сиренами воздух, пожарные машины уже несутся в сторону АЭС. Неужели снова взрыв, неужели что-то горит? Нет, машины свернули на проселок. Оказывается, загорелся лес. Огонь может отрезать дорогу, а если он перепрыгнет через бетонку, под угрозой окажется Чернобыль.

Едкий дым, треск падающих деревьев, стук топоров, визг пил, клацанье лопат… Часа через три очаг окружили мертвой зоной пустоты.

Дорогу отстояли. А на рассвете подъехали другие расчеты и огонь задавили окончательно. Задавить-то задавили, но последствия этого лесного пожара дали себя знать буквально через день-другой. Дело в том, что сосновый бор, в котором была построена АЭС, стал своеобразным хранилищем радиоактивного стронция.

Внешне вроде бы ничего не изменилось, разве что иголки стали красноватыми, а кора оранжево-желтой, но на самом деле приближаться к этому лесу смертельно опасно. А когда разыгрался пожар и деревья загорелись, как свечки, дым буквально пропитался радиоактивной золой, и ветер разнес ее на многие километры. Это тут же отметили соответствующие службы в соседних областях, и даже в Скандинавии.