– Из самых достоверных источников, – усмехнулась Лариса Матвеевна. – Поспрошала подруг из числа жён больших чиновников да сенаторов, у одной одно выведала, у другой – другое, вот картинка и сложилась.
– Ужас какой. Бедный папа. Бедный Старх. Мама, с этим надо что-то делать!
– Это я и без тебя понимаю. Ненависть твоему отцу глаза застит, может толкнуть на необдуманный шаг, который негативно скажется на его положении. Но это, Лара, моё дело, ты сюда свой красивый носик больше не суй, и Гене ничего не говори, побереги карьеру мужа.
– Но ведь он спросит!
– Тебе повторить курс соскока с неприятных тем?
– Поняла. Не надо. Только что делать с Сологубом? Это ведь он тему обозначил.
– Тебе, повторюсь, ничего. Дядю Мишу я беру на себя. Он, кстати, вполне может оказаться полезен в этом деле… Вполне…
Глава пятая, в которой говорится о том, насколько вредной может оказаться любовь к караоке для отношений внутри семьи
Нет ужаснее состояния, – люди знающие не дадут соврать – чем застрять с утра в глубоком похмелье. Первой напоминает о вреде для здоровья чрезмерного употребления алкоголя зловредная птичка «Перепил», которая нещадно обрабатывает чугунным клювом твою многострадальную черепушку. Параллельно с этим возникает ощущение, что у эскадрона гусар летучих, разбившим бивак в твоём рту, основательно перекормлены лошади. Попытка мысленно написать сочинение «Как я провёл вчерашний вечер» заканчивается фиаско. И тут ты первый раз после пробуждения с трудом размыкаешь свинцовые веки. Исключительно ради того, чтобы тут же их смежить: открывшаяся действительность водит перед глазами хороводы, вызывающие приступ тошноты. И ведь не попросишь живой воды, крикнув: «Катя, рассолу!». Где теперь та Катя, и уж тем более, где теперь тот рассол, если Россия-матушка, родина этого чудодейственного напитка там, на другой стороне Земли, а в Южной Америке традиция изготовлять огуречно-помидорный нектар почему-то не прижилась.
Аристарх Вяземский осторожно, чтобы не спугнуть надежду, пошарил рукой возле кровати. Есть! Ухватился за горлышко бутылки, потряс. Ещё раз есть! Потянул к губам, сделал пару глотков, дринка на полтора каждый, и уже без особой осторожности опустил бутылку на пол. Последовавший звук подсказал, что не удержала равновесия стекляшка, упала набок. В ноздри шибанул запах выливающегося алкоголя. Да и пропади оно пропадом! В джипе, помнится, был целый ящик, – Хосе подсуетился – не весь же его я употребил? Стоп! Джип… Хосе… Виски, конечно, не рассол, но в похмелье тоже кое-что кумекает. Птичка заметно угомонилась и вместе с прояснением сознания к Вяземскому стали возвращаться воспоминания. Вчера он с триумфом отыграл «Роз Мари». Катя за этот успех подвергла его оглушающей критике, – почему, он так и не понял. От потока язвительных колкостей он и вправду вскоре оглох, но хорошо видел на таком ещё недавно родном лице язвительно шевелящиеся губы. Помнится, вначале что-то кричал в ответ, потом молчал и тихо сатанел. Под конец взорвался. Начал крушить интерьер. Чтобы тяга к разрушению не перекинулась на причину его взбешённости, убежал из дома. Что было потом? Бежал… Бежал… и забежал в дом Хосе Кардосо! Дальше была бешеная езда на джипе, которая оборвалась возле знакомого ему по прошлому приключению охотничьего домика. Было много виски, провал в памяти… и кошмарное пробуждение в этой кровати. Надо попробовать открыть глаза. Не очень хочется, но надо… А нет, ничего. Изображение почти чёткое и никаких тебе бешеных хороводов, так, лёгкое вальсирование. Встаём, Старх, не спеша, вся жизнь впереди, и по стеночке, по стеночке чапаем в сторону туалета, где с помощью зубной щётки и пасты постараемся изгнать чёртовых гусар.
**
Этим утром Екатерина Вяземская даже в мыслях переставшая называть себя Марией Остроуховой проснулась, не побоимся этого слова, обновлённой. Согласитесь, для женщины забальзаковского возраста в классическом летоисчислении такое легко можно приравнять к ЧП квартирного масштаба. «Захотела и сделала! – размышляла, нежась в постели, – тоже, кстати, против обыкновения – Катя. – Давно подозревала, что во мне живёт порядочная стерва… Хватит врать! Точно знала, поскольку иногда позволяла ей царапаться когтистой лапой. А вот прошлым вечером взяла, да и спустила с поводка. О, как она искромсала этого жалкого фигляра, вообразившего себя… вообразившего себя… Чёрт знает, кем он там себя вообразил, только мне это не понравилось! Любитель караоке! И ладно. На это его „таланта“, соглашусь, хватало. Так нет, караоке-оперетту его голосейшество поставить изволили! А о том, что я этот вид сценического искусства обожаю, – забыл?! А знал ли? Обязан был знать! Проигнорировал, мля! Сам себе режиссёр, сам себе Джимми плюс группа таких же шизанутых на остальные роли и вот те на те „Роз Мари“! Под караоке! Вчера в местном культурном центре состоялась премьера этого кошмара. Наша не продвинутая публика чуть не писала от восторга, а я так с трудом досидела до финала, сохраняя ещё и подобающее жене „триумфатора“ выражение лица! И как я догадалась отпустить прислугу пораньше? Видно, чутьё подсказало, что для НЕГО этот вечер добром не кончится. Как в воду смотрела! Едва вернулись домой, я и показала этому раздувшемуся от важности индюку, какой бывает настоящая стерва! Бог мой! Как быстро мужик поплыл. Сначала выпучил глаза, видно, то ещё было зрелище. Мог бы, мля, и сфотографировать. Чёто там говорил, – поначалу – потом только рот открывал да лицом менялся: краснел, бледнел, снова краснел… В конце зарычал, кинулся к окну, сорвал штору, швырнул на пол, кинулся ко мне с искажённым от бешенства лицом. Мелькнула мысль: ударит, но он только со всей дури пнул кресло, выматерился очень даже витиевато и вылетел из комнаты. Потом я видела в окно, как он, прихрамывая, нёсся куда-то по улице. Однако пора вставать. Скоро придёт прислуга, а она приучена, что завтрак я готовлю сама. Мне лишние пересуды не нужны».
Читать дальше