Андрей Курков - Деклассированные

Прошло два часа. Утро приняло вполне рабочий облик. Везде стоял трудовой шум, шокирующий капиталистическую Европу. По улицам бегали бездомные собаки, обычно никого не кусая, и лишь изредка набрасывались они на ухоженных высокомерных болонок и мопсов, оставляя от них собачью сущность. Агатангел Ильич робко приоткрыл дверь в артель и бочком протерся вовнутрь. В помещении стоял невероятный шум. За верстаками работали около полутора десятков рабочих, мелькали рубанки, молотки подпрыгивали и с грохотом опускались на доски. Люди работали увлеченно, не обращая внимания друг на друга, не глядя ни на что, кроме как на предмет своей работы. Агатангела Ильича никто не заметил. Он простоял четверть часа, наблюдая за трудом. Потом подошел к ближайшему рабочему и дотронулся до его плеча. Тот обернулся, провел взглядом от ног до головы и в обратном направлении, взял большую метровую линейку и принялся измерять гостя. Мудренов отвел линейку от своих ног и показал пальцем на доски. Рабочий непонимающе выпучил глаза и уставился на профессора. Профессор сам подошел к верстаку, вежливо отодвинув труженика, взял рубанок и сделал несколько производительных движений. Оглянулся на рабочего. Тот открыл рот, из которого вылетело некое бессловесное удивление. Другие глухонемые обернулись, должно быть, восприняв это удивление на каком-то сверхзвуковом уровне. Отложив инструменты, они с прищуренным воодушевлением смотрели на профессора. Мудренов, внутренне польщенный пролетарским вниманием, сделал еще несколько публичных рабочих движений. Несколько рабочих подошли к верстаку и провели пальцами по поверхности доски, над которой Мудренов производил рубаночное действие. Доска им понравилась. Они по-доброму взглянули в глаза профессору, на что он потупился.

Неожиданно один из рабочих поднял руку, и все, завороженные, уставились на нее. Наступила густая тишина, гудевшая в каждом ухе. Поднятая рука опустилась, соединилась со второй и заиграла пальцами по воздуху. Глухонемые следили за ней не моргая. Когда она замерла, несколько рабочих беззвучно ответили, после этого состоялось массовое поднятие рук, напоминавшее обычное голосование. Когда процедура подошла к концу, рабочий, за верстаком которого Мудренов устроился, подошел вплотную к профессору, взял в руки рубанок и на протянутых ладонях вручил его гостю. Остальные захлопали.

Маленького роста рабочий подошел к профессору с бухгалтерской книгой и аккуратно положил ее на верстак. Книга открылась на положенном месте, так как была заложена огрызком карандаша. Мудренов понял по названию, что это «Книга учета бессловесной рабочей силы артели “Вечная радость”». Он с радостью вписал свою фамилию в надлежащую графу. Затем написал адрес. Под социальным званием поставил: «Пролетарий из бывших профессоров философии».

Агатангел возвращался на Низкопоклонный с поднятыми к лицу ладонями. Сверяя глазами свой путь, он снова и снова возвращал затем свой взгляд на ладони, покрытые вздутыми водянками.

– Я – пролетарий! – восторженно вырвалось у профессора. – Я человек новой эры!

Заметив идущую навстречу женщину, он остановился и ей в лицо сказал: «Мы наш, мы новый мир по…»

Договорить Агатангел Ильич не успел. Пухленькая враждебно настроенная ручка вздернулась в воздух и шлепок пришелся профессору по губам. Он удивленно посмотрел на женщину, подумал о ней вслух нехорошо и пошел.

– Гусак революционный! – бросила она ему вслед.

Он не обратил внимания на отсталость мышления встречной незнакомки и продолжал мысленно улыбаться на ходу.

По дороге профессор зашел в лавку и, облокотившись на прилавок, стал разглядывать различные алкогольные бутылки.

– Что у вас хорошего выпить имеется? – наконец он обратился к лавочнику.

– Коньяк французский дореволюционной доставки…

– А вам случайно не известно, что пролетарий пьет?

Лавочник бросил на посетителя сочувствующий взгляд.

– Если сам, то водку, если с пролетаркой – сельтерскую.

– Тогда водки, будьте добры.

Взяв бутылку, он вышел на Низкопоклонный и подошел к дому № 8. Пробило 9 вечера. Где-то выла собака. В сторону воя прошли торопливо двое с винтовками. Агатангел постучал к дворнику.

– А-а… – узнав жильца, промычал тот. – Дело али так?!

– Так, – ответил профессор и прошел в комнату.

Там стоял стол, старая софа, две табуретки. В углу висели заплеванные образа.

Агатангел торжественно поставил бутылку на стол. Дворник резко бросился к образам и задернул их занавеской.