Ольга Роман - От печали до радости или Первая любовь по-православному

– Ты ведь не зря читал эту книжку. «Алые паруса»…

Он взял жетон в руки, повертел и протянул ей обратно. Жетон выскользнул и полетел в море. Улегся на дно.

Лина махнула рукой. Но прежде, чем она успела что-нибудь сообразить, Тимофей уже скинул с себя одежду, нырнул в воду и вынырнул. Торжествующий и разгоряченный, снова стоял на берегу.

Она возмутилась всей силой своей души. Но возмущаться было некогда. Лина расстегнула ворот и сорвала с шеи шарф-палантин, бросила ему под ноги.

– Вставай… Вставай, ничего ему не станет.

Тим хотел возразить, но вовремя понял, что сейчас не время. Все ничего, можно занырнуть и вынырнуть, когда ты знаешь, что сейчас уже побежишь сразу же греться в корпус, но все-таки он не подумал, что еще придется ведь и одеваться, стоя мокрыми ногами на береговом граните. Брошенный шарф оказался очень кстати.

– А если ты заболеешь? – услышал он ее обеспокоенный голос.

Она не смотрела в его сторону. Она глядела на море.

– Мне ничего не станет, – сказал он. – Я спортсмен. У меня разряд по боевому самбо. Правда, я никогда не нырял вот так, как сегодня, но ты же сама видишь – вода не замерзла. Значит, тепло.

– Там просто в воде морская соль, – с возмущением обернулась она. – Приехал на олимпиаду по физике и как будто не знаешь, чем выше соленость, тем ниже температура замерзания. Ты не должен был. И потом, все равно нельзя. Даже если не заболеешь. Тебя вообще могут теперь выгнать со смены. Нарушение дисциплины.

– Брось, Лин, – махнул он рукой. – Тебя ведь Лина зовут? – переспросил он на всякий случай, вдруг перепутал ее имя с чьим-нибудь чужим, их ведь столько, этих девчонок в отряде, и он никогда не задумывался, как кого зовут, просто что уж на слуху. – Лин? А я Тим. Ничего. Все равно никто не видел. И никто не увидит.

Это правда сейчас, в январе, был пустынный берег. Никого. Только темноголовый мальчик и светлоголовая девочка. Только морская гладь. Дальняя сопка, спускающаяся к морю. Пустые окна летнего корпуса. Корпус заслонял их обоих от главного здания, где и располагались сейчас дружины. Правда – никого. Только нательный православный крест вспыхнул золотом на его груди в лучах солнца. Вспыхнул и уже оказался скрытым под футболкой.

– Никто не увидит. Бог видит, – заметила Лина.

– Да ну, Лина, – только и улыбнулся он в ответ.

– А твой крестик?

– Это – другое. Это отец с мамой меня крестили, когда я родился. Чтобы была защита.

– Защита, – не удержалась и насмешливо фыркнула Лина. Можно подумать, с таким отношением к Богу, какое он сейчас выказал, он ходит в храм, исповедуется, причащается. Защита! Талант золота, закопанный в землю. Ленивым и лукавым рабом. Лина прикусила язык, потому что вспомнила : «Не позволяй себе говорить ближнему никаких укорительных, бранных, насмешливых, колких слов» [10] Игнатий Брянчанинов. . И все-таки, уже оказалось поздно. Она уже сказала. Уже посмеялась.

– А ты не насмешничай, – сверкнул он на нее своими темными глазами. – Плавали – знаем. Видали таких.

Лина помолчала. Переломила мерзкую и противную гордость.

– Хорошо. Прости, Тим.

– Ладно тебе, – смутился он. – Я не кисельная барышня, чтобы передо мной просить извинений.

– Кисейная, – улыбнулась Лина. – Кисея – это была такая ткань.

– Ладно, кисель или кисея, все одно: про слабаков, – заметил он. – Смысл один и тот же.

Вздохнул и махнул рукой:

– Виват, гардемарины. Я пошел.

Лина проводила его взглядом и снова повернулась к морю. «Варяг»… Кисейная барышня… Алые паруса… Так ярко блеснувший сейчас золотой нательный православный крест Тима… Она подняла шарф. Это был очень хороший шарф. Шарф-трансформер. Его можно было носить шарфом, а в храме накинуть на голову. К месту и красиво. Словно омофор у Пресвятой Богородицы.

Лина вздохнула. Вот уж точно, кисель ли или кисея, но все одно: про слабаков. Стихи, песни… Как будто она все забыла:

«В человеке живет грех: это безобразное чудовище, обитающее в глубине его души. Между тем человек как образ Божий стремится к красоте. Страсти рисуют ему грех в пленительном виде, но затем наступает горькое внутреннее прозрение. То, что казалось прекрасным, прямо у него на глазах становится уродливым, безобразным. Это скрытый в душе конфликт, постоянно переживаемый человеком. Если нет стимула бороться с грехом и страстями, то человек не знает другого внутреннего состояния, кроме чередования обольщения и разочарования, наслаждения и пустоты, миража счастья и его гибели. <���…> Кумир – это глиняное или каменное изваяние, покрытое позолотой: он блестит издалека, а от частых прикосновений к нему позолота слезает» [11] Архимандрит Рафаил (Карелин). Умение умирать или искусство жить. О времени и смерти. Обманутые миром. Приводится по: https://azbyka.ru/otechnik/Rafail_Karelin/umenie-umirat-ili-iskusstvo-zhit/1_7 . .