Сергий Чернец - Собрание сочинений. Том восьмой

А Вова пошел на этажи, монтировать перекрытие 8-го этажа. Сначала, все стойки и балки на 7-ом этаже начали разбирать и складывать на открытом балконе, чтобы подать краном на верх готового перекрытия. И ходили рабочие по всему этажу. Передвигался и Вова. Чтобы перейти из одной квартиры в другую, нужно было пройти в коридор, а потом опять по всем комнатам другой квартиры к внешней стене, открытой. Комнаты разделялись одной стеной, а на улицу стены не было. Предполагалось выкладывать внешнюю стену кирпичами. И тогда: можно было из одной комнаты в другую шагнуть через улицу, держась за разделяющую поперечную стену. Вот так и поступал Вова, чтобы не обходить длинно по коридору и комнатам.

Была уже глубокая осень, конец ноября, и небольшие морозы сковывали льдом все лужи на улицах.

Так и около открытых стен, на бетоне, образовывалась легкая наледь. И раз и два Вова переходил из квартиры в квартиру через открытое внешнее пространство без стен, держась только за поперечную стену. Он полностью повисал на улицу, одной ногой в одной квартире стоя на краю пола-перекрытия, а другую ногу перенося в соседнюю комнату другой квартиры. На третий раз он спешил: его позвали, крикнули из середины дома, из коридора, кран уже подавали, нужен был помощник. Вот тут он и сорвался, и полетел вниз спиной с седьмого этажа.

А в это время дедушка Василий переносил готовый каркас, вдвоем с напарником, и увидел падающего Вову, с распростертыми в стороны руками и ногами. Внизу был строительный мусор: кирпичи, куски арматуры. И на эти обломки кирпичей упал, с размаху, наш новый рабочий Вова. Дед Василий бросил свой каркас, его напарник тоже не удержал каркас, и уронил его себе на ногу, ойкнув от боли. Оба они побежали к зданию, у подножия которого лежал распростертый Вова. Из головы текла кровь, он ударился об обломки кирпичей и умер мгновенно.

Вызвали скорую, и труп увезли. А дед Василий больше не мог работать. Он сидел в бытовке и переживая бормотал: «я же только утром с ним разговаривал, у него жена и ребенок, и дом отремонтировал и котлы поставил: отопление, горячая вода. Ему бы жить и жить…». Дед долго ворчал плачущим голосом. Он допил свой чай из термоса и отпросился у бригадира, тот отпустил его домой. Больше мы дедушку не видели. Уволился он со стройки, так на него подействовала эта смерть от несчастного случая молодого рабочего Вовы.

Несчастные случаи происходили на стройках много и много раз, пока там работал Славик Сидоров. Вот было штормовое предупреждение, и рабочим был объявлен выходной. Прораб уехал, а рабочие остались в бытовках. Но за выходной день зарплату не платили – это раз. А еще, – у них вахта, и за 15 дней нужно было сделать больше работы, чтобы быстрее получить деньги. Бригадир и рабочие, без прораба, игнорировали штормовое предупреждение. И они начали монтировать стены. Кран подавал щиты. Его качало вместе со щитами. Рабочие стояли на краю перекрытия, и не вдвоем, как в тихую погоду, без ветра, а четверо, чтобы наверняка поймать раскачивающийся щит. Большой порыв ветра так сильно мотнул висящий на тросах крана щит, что всех четверых рабочих смело с этажа, погнув приготовленные каркасы стены. Все они погибли, упав с 10-го этажа. Дом строили 12-ти этажный.

Всего за зимний сезон погибло 24 человека только по их управлению, узнал Славик. Да. Нелегким трудом он зарабатывал себе на жизнь. Постепенно он набирался опыта, но и сам пострадал, так, что ему пришлось уйти со стройки. Но случай, который с ним произошел, заслуживает отдельного рассказа.

Наступил месяц август. И в августовские вечера и ночи уже не кричат в полях перепела, не поют в кустах вдоль оврагов соловьи, не пахнет уже цветами, как весной и вначале лета. Дни становятся короче. Как только зайдет солнце и землю окутает мгла, забывается тоска жаркого дня, прохлада дает свежесть и поля с перелесками вздыхают широкой грудью от опустившейся в темноте росной туманной сырости.

В темноте не видно сухости и старости травы и в ней просыпается веселая трескотня, какой не было жарким днем. Треск, посвистывания, царапанье, грубые басы, и легкие тенора и дисканты – всё перемешивается в непрерывный, монотонный гул. Этот гул прерывается жужжанием близко пролетевшей запоздалой пчелы или мухи, неразличимых в темноте вечера, и\или узнаваемым писком комара. Эта однообразная «трескотня», этот «гул» негромкий, как колыбельная песня, успокаивает и клонит в сон.