Кто был никем ни кем, тот станет всем – это о ТВ. Засветились на голубом экране – а утром проснулись знаменитыми. Автографы, интервью, глянцевые журналы, на улице узнают. Самые ушлые бросались ковать железо пока горячо: делать на популярности бабло.
А на чём ещё зиждется этот мир? На тщеславии и на деньгах – и не надо ля-ля про добро и красоту. Оставим эти сентенции Достоевскому и рефлектирующим неудачникам.
* * *
Дима писал для канала «ТриллерСон» сценарии для шоу и короткометражных фильмов. Скорее, не сценарии – заготовки, питчи. На большее не претендовал – зато и спрос не велик. Его не узнавали в лицо, да ему это и ни к чему было: Дима не любил публичности.
Внимание – это всегда что? Это дискомфорт, вытаскивание из тени, из уединения и тиши, из уютной нагретой норки – на пронизывающие сквозняки, на миллионы оценивающих, ощупывающих тебя праздных, алчных, пожирающих глаз. На непременное обсасывание личной жизни, на тряску нижнего белья. На беспощадный свет софитов: виден каждый прыщик, каждая волосинка, каждая пора, и сальный блеск приходится густо гримировать.
Не брезгливость – вот главное качество медийных особ.
Уж лучше на погост,
Чем в гнойный лазарет
Чесателей корост,
Читателей газет.
И – зрителей ТВ, добавил бы Дима своё мнение к словам гениальной Марины Ивановны. Фарфоровый бюстик Цветаевой, её прелестная античная головка стояла у него на полке.
* * *
Когда он собрался «на телевидение», знающие люди хмыкали:
– На ТВ? Без денег, без связей? Вазелин с собой прихвати.
– В каком смысле вазелин? – сухо, неприязненно удивился Дима.
– В прямом и переносном, гы-ы!
Вазелин – не вазелин, но. Если бы не престарелая редакторша, случившаяся на его пути… Обратившая на Диму благосклонное внимание, обласкавшая и живо принявшая участие в его судьбе… Пролететь бы ему со своей мечтой о телевидении как фанере над Парижем.
Редакторша была мужеподобная, тощая, страшная. Вылитый Норберт Кухинке: облако голубых, подсинённых волос, длинный узкий нос, кончиком придавивший плоские губы.
Были у старухи странные сексуальные предпочтения – а кто из нас не без слабостей? Дима умел держать язык за замком. Некоторое время его называли «геронтофилом». Дима на дураков не обижался. Как говорится, кличка не туберкулёз – носить можно. Подсохнет и сама корочкой отвалится.
Редакторша тратила на протежируемого Диму личное драгоценное время. Водила по высоким кабинетам, рекомендовала нужным людям. Представляла троюродным племянником из провинции: «Очень талантливый мальчик, сирота». На неё с интересом смотрели, грозили пальцем: «О, Изольда Артуровна, да вы шалунья!».
Дима трепетал от лицезрения небожителей. Ничего не мог с собой в эти минуты поделать: панические атаки. Сердце прыгало зайцем, прерывался голос, глаза тонули в прозрачных девичьих слезах. Подёрнутые молодым пухом толстенькие щёчки наливались свёкольным соком. Пальцы тряслись так, что не могли ухватить ручку и поставить подпись в нужном месте – куда указывал острый багровый ноготь редакторши…
– Дурашка, – упрекала старуха, когда они внизу в буфете обмывали удачное посещение розовым португальским портвейном. – Это такие же люди, как мы с тобой. Только в тысячу раз подлее.
Рассказывала, как в институте их курс проходил искусство общения с «высокими покровителями». Барышни тоже айкали, мандражировали, падали в обморок.
А надо было всего-то: вообразить визави… раздетыми! То есть, абсолютно голыми, какие они есть на самом деле. Кривоногими, с отвисшими пузами, с дряблыми обабившимися грудями. С неопрятной, торчащей пучками, спутанной седой растительностью под мышками и в промежности.
Вот он сидит перед тобой весь такой важный: фу-ты ну-ты – при регалиях, среди белых и красных телефонов, с золотой авторучкой, с часами в полтыщи (по тем деньгам), в костюме от Бриони. А ты мысленно раздень его да усади на унитаз, хи-хи. Представь его в самых низменных, гнусных обстоятельствах – да в подробностях…
Как, допустим, он час назад сидел на очке. Тужился, пыжился, багровел. Кряхтя, приподнимал морщинистые, отвисшие мешочками ягодицы с отпечатавшимся розовым кругом… Подтирался, придирчиво рассматривал консистенцию выделений… «Фу, гадость!» – пищали барышни и зажимали рты.
О каком трепете после этого может идти речь? Срабатывало стопроцентно.
– Понял, Димочка? Воображение, воображение включай.
Читать дальше