Денн Янсон - Записки полковника Крыжановского

Я сделал вид, что внимательно изучаю висевший напротив плакат «Коммунист, поправил здоровье? Поправь производительность труда!».

– Александр Андреевич, вы уже где-то остановились? – голос доктора внезапно смягчился. – Да-с… Я снимаю комнату в бывшем особняке князя Вереева. Ему при старом режиме принадлежало несколько золотых приисков тут, на полуострове.

– Пока нигде, – я вновь прочитал бодрый лозунг на стене. И, воодушевлённый им, начал искать в саквояже фляжку с испанским спиртом Alvisa de Caudilio – подарком «камрадов».

– В городе в основном бараки, коллега. А у вас будет своя комната в старинном особняке. Семь комнат и, кроме вашего покорного слуги, ещё экономка Груня из старорежимных. Да-с, и огромная библиотека князя, – глаза Васильева обольстительно засверкали.

– Хорошо, – я кивнул, разливая спирт. – Поправим здоровье?

– Да-с, поправим, – он одобрительно потёр сухие длинные ладони и добавил: – Я на спецзону. Заеду за вами через пару часов. Александр, вот диван. Отдыхайте.

Невообразимо жуткий вой разрывал пространство, вновь и вновь заполняя тьму вокруг. Что-то непонятное, животно-яростное и одновременно по-человечески тоскливое сливалось в нём в один комок. Стыла кровь… Обливаясь ледяным потом, я пытался нащупать кобуру на боку. Кобуры не было… Сапоги беспомощно скользили по грязному насту. И непроницаемая тьма вокруг. Библейская тьма. В лицо ударила горячая волна. Начиналась паника, как во время первой битвы за Мадрид, когда «Юнкерсы» воем своих сирен вжимали нас в землю Андалусии. Я с силой укусил себя за указательный палец. Ломая наст, рухнул на колено. Рука сама нашла в саквояже лезвие скальпеля. Ледяная сталь в руке привела в чувство. Тяжело дыша, я вглядывался во мрак, готовый к бою. Вой накрыл меня снова, но уже с другой стороны – справа.

Внезапно свет фар залил ледяную поверхность. Из-за сопки вылетел армейский ГАЗ. Автомобиль стремительно приближался. «ГАЗ-61, – автоматически отметил я, – с брезентовым верхом». Взвыли тормоза. Машину развернуло на месте. Доктор Васильев настороженно сверлил меня взглядом.

– Александр, бы-ы-ыстрее, са-а-адитесь! Вы це-е-елы? Куда вы по-о-опёрлись, су-ударь?! Это опа-а-асно!

Я поднялся, сделал шаг на ватных ногах. Упал, чувствуя щекой ледяную кожу сиденья.

– Это были волки? – рывок кузова едва не выбросил меня наружу.

– Во-о-олки… Во-о-олки, су-ударь. Да-с… – доктор щурился на меня из-под мохнатого капюшона. – Александр, у ва-а-ас есть с собой ору-у-ужие?

Я откинулся на сиденье.

– Да. Наградной наган, отцовский.

Авто кидало на обледенелой колее. Ревел двигатель. В стекло бил крупный снег. Надсадно гудело в брезенте. Впереди, в снежной буре, разгорались огоньки княжеского особняка.

Пристальные взгляды часовых. Тяжёлый, затхло-влажный аромат плесени. Зелёные облезлые стены комендатуры. Коридор. Тёмная железная дверь. По-военному чётко рука взметнулась к козырьку.

– Капитан медицинской службы Крыжановский Александр Андреевич по указанию ЦК партии прибыл!

– Сідайте, товариш Крижановський 7 7 Садитесь, товарищ Крыжановский! (укр.) , – здоровенный белобрысый детина с лычками полковника НКВД выполз из-за обширного, массивного стола. – Ласкаво просим! 8 8 Добро пожаловать! (укр.)

Я осторожно пожал огромно-медвежью лапу, всю поросшую густым светлым волосом.

– Курите? – белёсо-оловянные бессмысленные глаза в упор изучали меня. На матовой поверхности стола рядом с массивным пресс-папье располагалась аккуратная стопка папок, чистый графин с водой и открытая пачка папирос «Казбек».

– Товарищ полковник, я не курю… – я не торопясь опустился на предложенный стул.

Полковник Петренко напряжённо мерил комнату крупными шагами. Скрипели ремни портупеи. Огромный воронёный маузер в деревянной кобуре бил в галифе. Из приоткрытой двери секретариата неслись бодрые звуки патефона. Сочный баритон выводил:

Полковник НКВД Тарас Григорьевич Петренко не был злым от природы. Он любил порядок. Порядок во всём: от начищенных сапог часового на вышке до ровных стопочек документов в сейфе и вычищенной до блеска пряжки на ремне. Но это был не тот порядок, который внушает простым людям надежду и уважение перед властями. А палочный, формально-показушный, унтер-офицерский «порядок» прусского образца, который так нравится начальству, отмечается им и так угнетает подчинённых.