Вячеслав Лютов - Провинциальные тетради. Том 2

Очень яркий поэт-мыслитель – Ф. И. Тютчев. Его знаменитое «Молчание» – «Молчи, скрывайся и таи» – прекрасная иллюстрация к философичной лирике. Тютчев дает нам свою концепцию, мысль, идею человека – в этом была его сверхзадача. Если же мы попытаемся вспомнить хоть один образ из «Молчания», то у нас ничего не выйдет – мысль не воплощена предметно, через что-то, она просто хороша сама по себе.

Примечательно, Арк. Штейнбер, когда комментировал стихотворения Ван Вэя и вообще принцип чань-буддизма, не стал «сыпать терминами», а задействовал Тютчева: «Мысль изреченная есть ложь» – и китайский поэт менее всего болтлив; «Молчи, скрывайся» – и китайский поэт пишет: «Пусть люди будут редки и в одиночку»; «Другому как понять тебя» – и Ван Вэй ничего не старается объяснить: нарисовал – и все на этом, ни причин, ни следствий, ни целей.

И уж как скоро мы заговорили об этом стихотворении, заметим – именно его чаще всего цитируют русские философы, а Бердяев вообще целиком вставил его в свое «Самопознание».

Философическая лирика, несомненно, имеет свою философскую ценность – мыслитель устал от философских теоретических закорючек, его душа просит полета, а мысль – ритма и рифмы. Таким поэтом-философом был Вл. Соловьев.

У Соловьева есть прекрасная работа, посвященная Тютчеву и его поэзии, – прекрасная тем, что в ней Соловьев высказал почти все свои ключевые идеи: от Души мира до всеединства. Но сказано это по поводу лирики. Вернее, по поводу тех философских проблем, что были лирически заявлены Тютчевым.

Вот, вроде бы как философическая лирика очерчена – лирическое размышление на ту или иную тему. Запомним ее, и отведем в сторону…

* * *

Открылась бездна, звезд полна,

Звездам числа нет, бездне – дна…

Так писал когда-то М. Ломоносов, открывая очень своеобразный вид поэзии – натурфилософскую лирику. Этот термин мне подсказал А. С. Гришин – и он был обсужден не раз уже позднее.

Суть натурфилософской лирики – в контаминации, наложении понятий природы на понятие свободы (пользуясь терминологией Канта). Пейзажная картинка, красота природы вдруг находит себе философские эквиваленты. Все тот же Тютчев отлично это показал – в стихотворении «День и ночь». Философский смысл стихотворения выстраивается по аналогии: День – это Гармония, Ночь – это Прародимый Хаос; все вместе, сведенное в один текст, – Диалектика (пусть простит меня всякий за столь примитивное толкование; важен сейчас принцип).

Натурфилософично описание анчара – древа яда – у Пушкина. Натурфилософичен образ вьюги как смерти у Блока. Натурфилософично солнце у Маяковского как всепоедающий Ваал…

Натурфилософическая лирика – лирика, большей частью, символичная, когда изображенное совсем не есть изображаемое. Это не просто пейзаж в его «очарованном состоянии» – как у Фета (редчайшее состояние в русской поэзии»). Это кодирование философских понятий и проблем через образы природы – и уже от их сочетания будет зависеть, как именно решает философскую проблему поэт.

Можно сказать, что натурфилософическая лирика – попытка отойти от абстрагированного мышления; это попытка увидеть философию воочию, как бы мы, к примеру, видели озеро, дерево, звезды, горы. Натурфилософ видит свои идеи в картинках природы, как в зеркале, и когда это изображение становится, наконец, четким и точным, он берет перо и бумагу – подобно тому, как китайский мудрец видит Будду на одном из цветков лотоса среди восьми озер в лучах заходящего солнца.

* * *

И здесь стоит сделать одно уточнение.

Поэт-натурфилософ, идущий от своего разума, обретает поэтическое откровение тогда, когда мир его идей совпадает с миром природы – сила вдохновения здесь огромная, ни о какой надуманности не может быть и речи. Но это – лишь одно направление движения.

У Ломоносова есть знаменитые размышления по случаю божественного северного сияния – картины природы теперь являются источником для философского рассуждения. По такому принципу строится пушкинское «Вновь я посетил».

Настроение, разлитое в природе, становится настроением философским – «в голову мысли лезут разные». Сам пейзаж, местность побуждают к философскому творчеству – очень яркой иллюстрацией станет элегия Жуковского «Сельское кладбище».

Но, рассуждая, мы возвращаемся к философичной лирике, уже очерченной и теперь несколько скорректированной.

Натурфилософскую лирику, равно как и лирику философичную, «изымем для чистоты эксперимента».