Валерий Казаков - Осень несбывшихся надежд. Повесть

В общем, чем ближе подходило время отъезда – тем всё чаще я думала о брате. Мне очень не хватало его именно сейчас. Я много раз пробовала представить, что же произошло с ним в тот роковой вечер, и не смогла выстроить до конца ни одной сколько-нибудь завершенной картины. Мне и сейчас вспоминаются только отдельные эпизоды из его короткой, стремительной, ускользающей жизни, – какие-то неожиданные реплики, жесты, лица его друзей. Но все это никак не складывается в целостную картину. Я понимаю, что всё это не то – неглавное, несущественное. Ведь до сих пор никто не знает, кому понадобилась его смерть? Кто спланировал и осуществил всё это? Поэтому лучше я начну издалека. С той минуты или с того дня, когда все мы вдруг почувствовали, что живем в другой стране, когда все мы оказались на распутье, перед выбором, скорее обремененные, а не обрадованные свалившейся с неба свободой. Это произошло зимой девяносто третьего… Я хорошо запомнила этот вечер. Особенно тот момент, когда брат сказал, весело блестя глазами:

– Да поймите вы, настало наше время! Кто не сколотит приличное состояния сейчас – тот не станет состоятельным человеком в будущем. Никогда.

– А мы никогда и не ставила перед собой такой цели, – с усмешкой призналась я, а мой отец недоуменно переспросил:

– О чем это ты?

Как будто это всё было не наше дело. В представлении отца сколотить капитал можно было только упорным трудом нескольких поколений за много лет. Так поступали все наши предки. Но брат между тем продолжил:

– Неужели вам неизвестно, что самые крупные барыши можно сорвать только при бешеной инфляции. Инфляция давно началась, сейчас важно не упустить время. Умные люди всегда делали деньги на развале государства, на вынужденной остановке производства, даже на войне. А сейчас как раз такое время. Значит, надо спешить.

Тогда я не придала его словам большого значения. Мне казалось, что брат, только что закончивший ветеринарный институт, займется настоящей работой. Все мужчины в нашем роду, так или иначе, были связаны с землей, с производством, с техникой, а женщины занимались домашним хозяйством и рукоделием, но при этом отличались исключительным трудолюбием и целеустремленностью. Но брат поступил иначе. Он взял в коммерческом банке «Белка» кредит на несколько миллионов рублей и уехал в Москву за товаром.

Не было его дня три, в течение которых мы все украдкой вздыхали и поглядывали в окно на пустынную улицу занесенную снегом, а когда он приехал и выложил перед нами все свои новости вместе с покупками – мать только всплеснула руками.

– Да кто же это будет брать в стране, где девять месяцев холод?

В куче привезенного товара действительно не было ничего добротного и существенного. Только просвечивающие насквозь китайские блузки, несерьёзный искусственный трикотаж и спортивные брюки.

Но брат убежденно ответил:

– Женщины. Это всё будут брать женщины.

– Ты считаешь их такими глупыми? – не поняла и обиделась за русских женщин мать.

– Нет, просто их прельщает всё дешевое и яркое, всё легкое и просвечивающее. Ведь все они мечтают быть изящными – вот и соблазняться.

Мать сокрушенно покачала головой и уверенно произнесла: «Глупости всё это. Надо делом заниматься».

Но, как это ни странно, мой брат оказался прав. Уже через несколько дней от цветных залежей его товара не осталось и следа. Основную часть этих непритязательных вещей Саша продал в окрестных селах, разъезжая по ним на старом отцовском «москвиче» с проржавевшим кузовом, кое-что сдал оптом в городские магазины, большая часть которых не так давно стала частными, кое-что сам продал на местном рынке. Вырученных денег ему хватило на два месяца. В торговом деле он быстро освоился и примерно через полгода имел в обороте уже миллионов десять или пятнадцать быстро дешевеющих рублей. После этого о ветеринарии он уже не вспоминал, и вовсе не думал останавливаться на достигнутом. Неожиданно для всех стал совладельцем довольно приличного магазина в центре Красновятска, а ещё через какое-то время приобрел небольшую квартиру на окраине городка, где запущенные сады развалившегося дачного товарищества превратились в некое подобие городского парка. Вот тогда-то я и потеряла его из вида. Я редко бывала у него в гостях: всё почему-то не хватало времени. Зато в эти редкие встречи он рассказывал мне обо всем. Из его рассказов я поняла, что его давний роман с Соней Венгеровой продолжается, и в этом романе за последнее время не появилось ни одной интересной детали. Соня всё так же страдает от малокровия, у неё часто кружится голова, она всё так же бледна, апатична и красива какой-то лунной красотой, только не пишет уже грустных стихов про одиночество. Если честно сказать, я никогда не считала её ни очень умной, ни симпатичной, ни сколько-нибудь талантливой. Для меня необычная бледность её лица не представляла никакой тайны и не несла никаких скрытых чар. Она с детства казалась мне хилой и неуверенной в себе. Какой-то немного испуганной, что ли. Её дистрофично-острые плечи всегда вызывали у меня раздражение, а тихий грудной голос возбуждал инстинктивный протест. Так и хотелось сказать ей какую-нибудь грубость, чтобы поскорее оборвать её меланхоличный поток жалоб и сетований.