В беседах с прокуратурой я снова и снова повторял, что действовал по инструкции, что мне и в голову не пришло, что за развалинами может быть человек. Не знаю, что они там нарасследовали, но, наверное, мой рассказ подтвердился. С меня сняли все подозрения, а имя мое в прессу так и не попало.
Не успел я оглянуться, как наступила демобилизация. Кругом все обсуждали планы – кто в Аргентину, кто в Индию, кто в Европу. Смешно, но я тоже чувствовал себя на пороге путешествия, хотя никуда и не собирался. Запертый общинными правилами на пятачке из двух десятков улиц в Старом городе Иерусалима, я практически не знал собственной страны. Я впервые увидел Галилею, когда ездил с армейским приятелем на выходные к его родителям. Та же история повторилась с Шомроном. Теперь я буду ходить и ездить, куда мне захочется. Много лет я механически повторял по утрам «благословен-Ты-Господь», но ни разу не был так благодарен Ему, как стоя по пояс в цветах посреди Вади-Кельт [11] Ущелье с самым крупным водным потоком в Иудейской пустыне, не пересыхающим даже в летнюю жару. В почти тридцатикилометровом русле ручья можно найти свидетельства самых различных времен – водоводы и акведуки: иродианские, римские, турецкие, арабские.
. Как прекрасна земля моя.
Я вернулся в Иерусалим и понял, что собственное жилье не светит мне еще очень долго. Во-первых, на первоначальный взнос надо копить. Во-вторых, я осознал, что мать и младшие мне все-таки не чужие. Отец не желал ни о ком заботиться, и мне ничего не осталось, как делать за него его работу. Первое, что я предпринял, это повел Моше-Довида с Ришей к врачам-специалистам. До этого их осматривал только участковый педиатр, и то нерегулярно. Диагнозов нам наставили таких, что у меня голова кругом пошла. У Моше-Довида муковисцидоз, в легких и бронхах застаивается слизь, поэтому ему трудно дышать и все остальное тоже трудно. У Риши синдром Ушера, тип III – это значит, что она всю жизнь плохо слышала, а теперь стала стремительно терять зрение. («Знаешь, Шрага, у меня перед глазами как будто бублик, и я смотрю в дырочку. Только эта дырочка меньше стала».)
Дома у нас поубавилось народу. Пока я был в армии, женились два старших и два младших брата. Так получилось, что все они уехали из Иерусалима. В те редкие моменты, когда я пересекался с отцом, он плевал в мою сторону и проклинал меня. Я обходил его, как обходят табуретку, чтобы не удариться. Только вот нигде не написано, что делать, если табуретка взбесилась и норовит лягнуть тебя. Я не горжусь тем, что я сделал, но результат меня устраивает. Дети в нашем доме затрещин больше не получают. Мама в очередной раз родила и была бы рада мне помочь, но уж очень была уставшая. Мне удалось вытащить ее к врачу и на анализ. Обнаружили гипофункцию щитовидки, прописали таблетки. Когда эта круговерть началась, я понял, что одному мне не справиться, и стал искать союзников среди младших. Шестнадцатилетний Залман по примеру отца дни и ночи пропадал в доме учения. Пользы от него не было никакой, но гадостей он не делал, и я решил оставить его в покое. Нотэ через пару месяцев должно было исполниться тринадцать, ему обещали подарить новый штраймл [12] Головной убор хасидов, который они надевают только в особо торжественных случаях (в субботу, праздник, на свадьбу или когда встречаются с ребе). Существует более двадцати типов штраймлов. Обычно это черная бархатная ермолка, отороченная черными либо коричневыми лисьими или собольими хвостами.
, и думать и говорить он мог только об этом. Дальше шли одиннадцатилетний Моше-Довид и десятилетняя Риша. Они-то как раз хотели помогать, но в силу своих недугов мало что могли. И еще наличествовала разнокалиберная мелюзга, которую надо было одевать, обувать, развивать, водить к врачам. Как я и предполагал, лучше всего у меня сладилось с Биной, которая шла между Залманом и Нотэ. Полное ее имя было Бина-Батшева, потому что она шла седьмым номером после шести сыновей [13] «Бат-шева» значит «седьмая дочь».
.
Мне уже давно было ясно, что Бина – отдельный, самостоятельно мыслящий человек, а не просто лишняя пара рук, чтобы нянчить малышню. Это озарило меня задолго до побега. Отец первым просек мой оппозиционный настрой и не нашел ничего умнее, как при помощи репрессий его укреплять. За пасхальным столом он с драматическими интонациями рассказывал притчу о четырех сыновьях и на словах «нечестивый сын, что он спрашивает?» смотрел на меня испепеляющим взором в ожидании, что я опущу глаза. Я выдерживал взгляд, считая про себя до десяти, потом медленно опускал ресницы, откидывался спиной на стену и делал лицо «ну и когда мне надо испугаться?». На третий по счету седер [14] Седер Песах – ритуальная семейная трапеза, проводимая в начале праздника Песах (еврейской Пасхи).
, когда мы с отцом разыграли это представление, у нас были гости. Стерпеть такое при гостях отец не мог и велел мне убираться из-за стола. Воцарилась удивленная тишина. Седер Песах – это не просто ужин с гостями, это заповедь. Я уже бар-мицва и обязан соблюдать ее, как взрослый. Неужели отец запретит мне участвовать? Я медленно встал. Посмотрел на другую сторону стола, где располагались женщины. Мама сидела ни жива ни мертва от страха, лицо побелело под праздничным синим тюрбаном. Мне тоже было очень не по себе, но, когда я наконец открыл рот, голос звучал более чем уверенно:
Читать дальше