Члены комиссии явно скучали. Нэнси много раз видела такие взгляды на предыдущих пробах. Неужели снова провал?
«Не играйте эмоции…»
Шёпот воспоминания обжёг девушку, прогнав жаркую волну вдоль спины и до самой макушки.
Снова появилась хрипотца в дыхании, а волоски на руках встали дыбом.
Нэнси подняла дрожащие пальцы к шее, провела ими там, где несколько минут назад задержалось дыхание незнакомца.
Веки сами закрылись, под ласкающей тяжестью воспоминаний…
Она выбежала в холл, выискивая глазами рыжие всполохи.
Смогла! Справилась! Её взяли на роль!
Но сильнее успеха Нэнси волновало другое чувство. Робкое, ещё даже не рождённое, а только задумавшее родиться…
Девушка протискивалась между людьми, всматривалась в их лица. Мужчины нигде не было.
Отчаявшись, Нэнси поплелась к выходу, и там замерла, глядя на портрет напротив двери.
Табличка на золочёной раме – год рождения, год смерти…
Взгляд карих глаз с холста, и почти осязаемый выдох:
– Нэнси…
САМОРОДОК
Филиал наземный ада,
Яма грязи и камней —
Серра, клятая, Пелада
Манит золотом людей.
Здесь шахтёры днём и ночью
Размножают стрептококк.
Тихо бродит средь рабочих
Джонни – местный дурачок.
Он пришёл сюда мальчишкой
Пять годков тому назад.
Босоногий замухрышка,
Не старатель, а детсад.
Тащат злато из карьера,
Кто на грамм, кто на кило.
Только Джонни, вот холера,
Даже разу не свезло.
Так проруха за прорухой
Усмирили парню пыл —
То ли тронулся кукухой,
То ли просто приуныл.
Но однажды на закате,
Под финал шестой весны
Он заметил, вот те нате,
В камне отблеск желтизны.
В грязь упал среди трясины,
Поднатужился чудак,
И извлёк на свет из глины
Самородок аж с кулак.
Зыбкой грязи бок тягучий
Он огладил, как в бреду,
И решил на всякий случай
Спрятать золото во рту.
Тянет книзу подбородок,
Рот разявил, как удав.
Уместился самородок,
Но заклинило сустав!
Обомлел, таращит глазки,
Рукавом прикрыл руду,
И глядит не без опаски
На собратьев по труду.
С этих станется, отнимут,
И зубов не пощадят.
От сурового режиму
Сам Redentor им не свят.
Так что Джонни тихой сапой
Меж людей бочком-бочком,
Прикрывая грязной лапой
От рабочих злата ком.
Шустро выбрался из ямы,
Уцепившись за карчу,
И стремглав понёсся прямо
Он к знакомому врачу.
Чтоб достать окаменелость
Дёрнул доктор, что есть сил,
За заклинившую челюсть.
Бедный Джонни громко взвыл.
Приласкал по подбородку
Докторишку за труды.
Тот упал на самородок
Головой. И всё. Кранты.
ТУЗ ПИК
– Ваша карта? – спрашивает человек у входа, и пропускает меня, едва взглянув на мятый прямоугольник.
Бумага сделалась влажной от вспотевшей ладони. Да, я боюсь выпустить карту и даже на секунду потерять с ней контакт.
Почему? Откуда эта возбуждающая уверенность, что именно туз пик станет моим билетом в новый мир?
По лестнице спускаюсь медленно, сдерживаюсь от желания перескакивать через ступени. Ни к чему привлекать внимание. Каждый здесь надеется, что его карта окажется козырем, но только один останется в трактире «36» после закрытия.
Сегодня это буду я. Должен быть я!
В зале всего пара свободных мест и три десятка знакомых лиц. Одних приветствую кивком, к другим подхожу для рукопожатия. Марк сам поднимается из-за столика и спешит ко мне.
Он здесь старожил, и всё, что мы знаем о трактире, рассказал Марк.
Говорят, у него на руках была вся колода, но я не верю. Вернее, не хочу верить. Ведь тогда получается, что застрять в ЭТОМ Питере можно очень надолго, а у меня другие планы.
Обычно я знакомлюсь с новенькими, но сегодня сразу прохожу к столику. Какой смысл запоминать имена, если мне никогда не доведётся их произнести?
Последний гость занимает своё место, разговоры утихают.
Мы ждём.
Тридцать шесть пар глаз смотрят на резную дверь. Тридцать шесть пар ушей пытаются различить за ней стук каблуков. Тридцать шесть человек замирают с единым желанием и единой надеждой.
Мари как всегда пунктуальна. Появляется, окружённая ароматом полыни, обводит взглядом присутствующих, произносит:
– Колода перетосована.
Читать дальше