Серик Асылбекулы - На чужом пиру

– Нет, ты, наверное, не понял. Сказал-то он дейстивительно что-то интересное…

Саламат не стал спорить.

– Не знаю, можеть быть, и впрямь что-то интересное… Слушай, Нураш, – продолжил он, спустя некоторое время, и резко обернулся к товарищу, словно собрался говорить нечто чрезвычайно важное и неожиданное. – Ты заметил, и взрослые, оказывается, порядком выпивают. Даже учительницы наши беленьким балуются. А помнишь, как поучали нас – все уши прожужжали: «Ой, не пейте, ох не берите ни капли в рот», – смешно передразнил он.

– Но ведь на то и праздник? Когда же еще пить?

– Да я и не собираюсь никого винить. Веришь, сейчас я их всех люблю, как никогда. Какие прекрасные люди, оказывается.

– Так уж я тебе и поверил, что все. Неужто и про Алпысбаева так думаешь? – съязвил Нураш, намекая на то, что Алпысбаев не раз заваливал Саламата по физике.

– А что! И Алпысбаев неплохой человек, – ответил Саламат, не обращая внимания на иронию товарища. – Скажу даже – отличный! Говорю же, все они прекрасные люди.

Дверь дома снова со скрипом отворилась.

– Тсс!.. – прошептал Нураш, прикладывая палец к губам. Оба вмиг затихли и подобрались к двери, прислушиваясь – кто же еще вышел во двор?

– Ой, да же это Алмагуль… – разочарованно протянул Саламат.

Девушка, на ходу натягивая туфли, направилась к друзьям, которые стояли теперь опершись о железную ограду палисадника. Подол ее плотно облегающего тело платья развевался на ветру.

Саламат сразу же стал задираться к ней.

– Гляди-ка, уже успела наклюкаться, – ноги не держат…

– А что?! И выпила! – с вызовом ответила девушка, нисколько не смутившись. Глаза ее смотрели дерзко и игриво.

– Ну давай, давай… надирайся до чертиков, – произнес Саламат, не найдя что сказать. – И что ж там интересного происходит?

– А ничего иентересног. Все напиваются, словно только этого и ждали.

– А взрослые, те и не собираются уходить? По-моему, детское время уже на исходе.

– Не знаю, директор было заикнулся на этот счет, но кто-то из родителей воспротивился, кажется.

– Ну и что же… – заключил Саламат.

…Звезд становилось все больше и больше. В бездонном, иссиня-черном небе разомлевшего летнего вечера появилась робкая луна. Вокруг разлилась тишина, так что слшыно было журчание бегущей по уличным арыкам воды и дыхание ветра, нежно притрагивающегося к листве тополей. Но вот репродуктор, установленный на телеграфном столбе у клуба, внезапно прохрипев, стал гулко отбивать полночь по московскому времени. И, как бы дожидаясь боя часов, дом, в котором шел той, вначале утих, потом вновь послышались голоса. Громкие споры.

– Возвращаются… – отметил Саламат, который все это время прислушивался к шуму.

Алмагуль с облегчением вздохнула, словно сбросила с себя какую-то тяжесть.

– Слава богу…

На улицу, вместе со взрослыми, гурьбой высыпали и сами виновники сегодняшнего торжества – выпускники школы. Все они были нарядно одеты. Особенно выделялись девушки, порхающие в темноте ночи словно белые майские бабочки. Казалось, если бы пристройть к их спинам крылья, они бы тут же воспарили в небо.

– Глянь-ка, какие у нас девушки! – восхищенно воскликнул Нураш.

– Да, точно ангелы, спустившиеся с небес, – поддержал его Саламат.

– А-а! Вот как вы запели, – рисуясь, рассмеялась Алмагуль.

Шум у дверей не стихал. Взрослые топтались на дворе – им было трудно оставить эту расцветшую юность. – любимых своих мальчишек и девчонок, своих учеников. Расходиться ли им по домам, или остаться, хотя бы недолго, рядом с этой открыленной радостью молодежью, чистой и свежей, как эта июньская ночь, что нежится под звездным небосводом. Этого, пожалуй, они и сами сейчас не знали, оттого и стояли в нерешительности, оттягивая приближающееся завершение праздника. Первой приняла решение Майя Дмитриевна – учительница русского языка и литературы. Лаского оглядывая ребят, она вышла на середину двора.

– А ну-ка, молодежь! Станцуйте-ка еще разок на наших глазах, – задорно попросила она. Девичья половина зашумела, подхватив призыв учительницы.

– Выносите радиолу, ребята! – звонко приказала одна из девочек.

Двое юношей бросились в дом за радиолой. И вновь музыка заполнила ночную тишину. И вновь тот же юноша с девичьим голосом запел, томно страдая.

Стайка девушек, окружив Майю Дмитриевну, спорили между собой за право потанцевать с нею последний танец. Наконец наиболее бойкая из них вывела на середину круга раскрасневшуюся, веселую и безмерно счастливую учительницу. И начался общий танец. Кроме неутомимой молодежи пустились в пляс и взрослые, чьи ноги еще не утратили легкости.