Левон Адян - Русская невестка. Роман

– Гришик, здравствуй, родненький, со вчерашнего дня не виделись! – Елена обвила рукой шею мальчика. Гришик охотно прижался к ее боку и пошел рядом. – С сегодняшнего дня мы начнем друг друга учить: ты меня армянскому, я тебя русскому, ладно?

– Да, – обрадованно кивнул Гришик.

Мушег и отец Арсена возились под большим тутовым деревом позади дома.

На нижней ветке дерева висела, привязанная за заднюю ногу, полуосвежеванная туша теленка.

– Доброе утро, – приветствовала их Елена.

Мужчины, обернувшись к ней, заулыбались.

– Доброе утро, Елена, – сказал Мушег. – Почему так рано встали?

– Я прекрасно выспалась. – Она взглянула на тушку теленка. – Бедный малыш! Как же это случилось? Веревка, наверное, короткая была, да?

Арсен на армянском сказал отцу, что Елена плакала. Тот засмеялся, посмотрел на Елену, покачав головой, что-то сказал.

– Отец говорит, для того скотину и держат, чтобы при необходимости ее использовать; если из-за каждого теленка плакать, слез не хватит, – перевел Арсен.

Дед Мисак был от природы человеком стеснительным, он немного знал по-русски, но не настолько, чтобы вступать в разговор, поэтому предпочитал либо молчать, либо говорить на армянском.

– Нет, айрик, если бы я его вчера не видала, мне не так жалко было бы, – сказала Елена. – Вчера я подходила к нему, гладила, и он меня лизнул в руку, я даже сейчас чувствую теплую шершавость его языка…

В этот момент к ним подошла тетка Ануш, высокая, сухая, с поджатыми тонкими губами, она принесла и поставила перед Мисаком ведро воды, даже не взглянув на Елену, которая, впрочем, заметила это, но, обращаясь к ней, сказала просто:

– Доброе утро, тетя Ануш!

Та лишь что-то пробурчала в ответ, не разжимая губ, и, повернувшись, пошла было прочь, но, отойдя на несколько шагов, оглянувшись, сказала по-армянски:

– Гришик, не стой там, иди домой!

– Э-э-э, почему? – воспротивился мальчик. – Я не хочу домой.

Мушег недовольно взглянул на Ануш.

– Он нам помогает здесь… а что дома будет делать? Гришик, возьми у деда кружку и полей мне на руки.

Елена с недоумением смотрела то на Мушега, то на уходившую недовольную тетку, то на Арсена. Последний делал вид, что ничего не замечает, стараясь не глядеть на Елену. Потом решительно сказал:

– Ну что, пойдем, Лена? Иди позавтракай, и пойдем.

– Пока не хочется.

– Тогда пойдем.

– Куда это вы собрались? – спросил отец.

– Хочу показать ей село, да и мне надо к директору зайти. Ну, пошли?

Елена повернулась к Арсену, посмотрела на него чуточку дольше, чем надо, потом сказала:

– Пойдем, только переоденусь.

Вернувшись в свою комнату, Елена остановилась в дверях и задумчиво посмотрела вокруг. Уже знакомая со вчерашнего дня смутная тревога опять начала окутывать ее сердце…

Тот же выгоревший «газик», за рулем которого на этот раз был Арсен, – это была его служебная машина, – медленно выехал со двора. Елена сидела рядом с мужем и во все глаза смотрела в окно.

– Ты куда-нибудь спешишь? – спросила она.

– Не очень. Ты хочешь посмотреть село?

– Интересно же…

– Тогда поедем на малой скорости. – Он повернул руль вправо, вывел машину на широкую, всю в ухабах и лужах улицу. – Это вот наша, так сказать, центральная улица.

– Вот эта? А как она называется?

– Никак. Просто улица. Не называть же Невским проспектом!

Солнце только что выглянуло из-за ближней горной гряды, позолотив дома и склоны далекого Мрава-сар 3 3 Мрава-сар – гора в Карабахе. . Косые теплые лучи били в переднее стекло машины. Елена невольно жмурилась и морщила нос, чтобы не чихнуть. По обеим сторонам «центральной улицы» причудливо перемежались одно- или двухэтажные добротные каменные дома и приземистые, построенные еще в начале века глинобитные мазанки с подслеповатыми, крохотными, как верблюжий глаз, оконцами. Перед каждой мазанкой был тонир, напоминающий игрушечный вулкан с кратером, полуметровым конусом возвышающимся над землей.

– Постой, что это? – спросила Елена.

– Тонир.

– Что?

– В них пекут хлеб.

– Как? В этих ямах?

– В них разжигают огонь, и когда стенки раскаляются, на них лепят тесто. Ты же вчера ела.

– А я думала, их пекут в печах, как в русских деревнях! А можно посмотреть? Ты мне обязательно покажешь, да? – Но тут ее внимание привлекло другое. – Ой, Арсен, посмотри, ослик! Живой ослик! Настоящий! Какой симпатичный!

Возле покосившегося, с закопченной дверью хлева стоял серый с белым брюхом ослик и беззвучно постукивал метелкой хвоста по задним ногам.