Евгения Насикан - Мозаика историй

Уф!!! Ну надегустировались же мы. Реально, до тошноты!

О шоколаде даже вспоминать-думать-представлять не моглось и не хотелось. Такая вот шокотерапия для отчаянных сладкоежек.

Писать я мечтала очень давно. Очень. Еще школьницей.

Новый учитель русского языка и литературы, который пришел преподавать нам этот предмет в 8-м классе, сразил нас наповал нестандартным подходом к преподаванию своего предмета.

Он не уставал повторять, чтобы мы выкинули из головы шаблоны и уверенно высказывали свои мысли и чувства о героях и прочитанном.

Еще проводил какие-то неожиданные викторины и конкурсы, проверку языкового и литературного чутья, и многое другое.

Всего не вспомню.

Главное, что поражало: на его уроках, даже закоренелые двоечники стали оживать и с интересом включались в происходящее.

Учитель от Бога, хотя Бога тогда признавать запрещалось.

Ему не дали долго поработать. Вскоре он уволился.

Однако все, кто хотел учиться дальше, ходили к нему еще какое-то время на литературной кружок, который он вел в каптерке, не знаю уж какого объекта.

И там мы учились писать о разном. На свободные темы.

И он говорил мне каждый раз, читая очередное написанное: «Ты должна писать!»

А потом он внезапно исчез.

Говорили, что ушел вместе с женой и детьми в какие-то горы.

Насовсем.

Отказался от мирского и суетного.

Не знаю. Правда ли это.

Я планировала поступать в МГУ на факультет журналистики.

Его исчезновение пошатнуло мою веру в то, стоит ли мне вообще учится тому, что будет в последствии подвергаться строгой цензуре.

Я не хотела жить оглядываясь, страшась и приспосабливаясь.

Я начала совсем другую жизнь и забыла о своей Мечте.

Теперь она рядом.

Пора.

Этот и другие рассказы Ольги Рудковской вы сможете почитать в ее книге « Истории длиною в жизнь».

Мите было лет пять, не больше, когда сосед Колька позвал смотреть…

Ну, в общем, однажды летом, когда Митька возился в песочнице, играя в танчики, прибежал взволнованный Колян и позвал смотреть… Иркины глупости.

Про «шебутную» Ирку, десятилетнюю дочку Колянова отчима, Митя слышал от своей бабушки и раньше. А вот про «глупости» не знал ничего, потому что был «домашний». Но виду не подал, а лишь подумал: «Глупости, глупый, дурачок… Видно, Ирка дурочку ломать будет. Точно „шебутная“, факт».

Митя и сам любил подурачиться. И вообще, они с Коляном во дворе такие сражения порой устраивали, такие игры, что мамы потом их никак отмыть не могли.

Но, по правде-то, бывалый друг, ходивший в среднюю группу детского сада, считал Митьку маменькиным сынком и тютей. Так что надо было держать марку.

Идти пришлось недалеко – в сарайку, что за Колькиным домом.

Ирка оказалась смешливой и рослой кудряшкой с васильковыми глазами. А глупостями… какая-то глупость. Да у девчонок там вообще и нет-то ничего. Не то что у мальчишек. Они сравнили и даже потрогали одним пальчиком. Глупость сплошная и есть!

Но все же была в этой глупости какая-то невероятная тайна. От одного лишь взгляда на нее становилось жарко и…

Уф…

Комсорг школы, принимавшая в пионеры Митькин четвертый «Б», оказалась… Иркой! Невероятно красивой и теперь уж точно взрослой.

– Какие у тебя пушистые ресницы, Митя, – тихо сказала взрослая Ирка, повязывая ему красный галстук. И все та же горячая волна залила Митины щеки и предательски запульсировала, как и тогда в сарае, где-то там.

Там…

А потом был выпускной. И они пересеклись еще один, но уже последний раз.

Ирка незаметно подошла сзади и, почти касаясь губами Митиной шеи, шепнула:

– Вот ты и стал взрослым…

И протянула бутылку армянского пятизвездочного коньяка, явно с учительского стола. Тогда уже она вела английский в школе.

А Митьке английский к чему?

В институте надо было сдавать немецкий!

В один из выходных дней я одиноко сидела за рабочим столом у компьютера. Морозное солнечное утро не предвещало ничего нового или неожиданного: никаких запланированных встреч, событий, отсюда вытекающих всплесков чувств и эмоций. Снежинки за окном неспешно плыли в объятиях холодного ветра. Голубое небо манило к себе и давало надежду.

Тогда ещё была помоложе и созерцала мир в ожидании редких мгновений неуловимого счастья. Но затворничество в четырёх стенах у монитора начало угнетать. В какой-то момент мне опостылело оставаться наедине с самой собой. Появилось страстное желание вырваться из домашней атмосферы на свободу.