Валерия Исаева - Письма в бутылке. Сборник рассказов и пьеса

– Не хуже? – спросил я.

– Нет, все обойдется, – ответила она и на ее губах появилась едва заметная улыбка.

Как долго я ждал этого момента! Но поскольку я не был приглашен в гости, оставаться дольше было бы нетактично. Эта мысль заставила меня встать с края постели, попрощаться с ней и пойти к выходу.

У двери меня уже караулил ее отец. Он поднял вверх большой палец и улыбнулся во весь рот.

– Отлично, – шепнул он, – Бог тебе улыбнулся. Посмотрим, что будет дальше.

– До встречи, – улыбнулся я.

Дверь закрылась за мной.

Стоя той ночью на пустынной улице близ набережной, я чувствовал себя самым счастливым человеком на этой огромной планете!

Друзьям я про нее не рассказывал. Никто не знал про наш первый разговор и про то, как я донес ее до дома. Поэтому и третья наша встреча произошла втайне, об этом не знала ни одна живая душа, лишь я и она. Это был наш общий секрет.

Однажды я проходил по той самой улице, на которой жила она. Просто прогуливался в свой выходной, но тут открылась заветная дверь, когда я проходил метрах в пятидесяти от нее. Я увидел ее. Воскресенье. Она не училась и не работала. Она стояла в домашнем платье и с распущенными волосами. Я пошел по направлению к ней и спросил:

– Как самочувствие?

Она заговорщицки огляделась по сторонам и позвала меня в дом жестом. Что? Это не сон? Без тени раздумий я быстро подошел к двери.

– Проходи, соседи ушли отдыхать. Никто не увидит тебя и не будет пускать сплетни. В нашем городе личное – уже не личное, – приговаривала она, ведя меня в ее с отцом часть дома.

Дома на нашем острове находятся в аварийном состоянии, в одном доме могут жить несколько семей и платить по два доллара в месяц за эту жилплощадь. Здесь теснота, царит беспорядок, много детей. Спальня – это одна кровать. От тропической жары спасает вентилятор. Вода приносная, хотя дома газифицированы и есть свет. Разумеется, работает это все с перебоями. На общей кухне сидели я и она. На плите стоял только что приготовленный лимонный пирог.

– Наказал Бог меня кулинарным талантом, все моей стряпни хотят отведать. Хорошо, когда я подвернула ногу, все были в таверне или еще где-то. А то бы выбежала толпа глазеть на представление, – промолвила она.

В этой девушке был огромный плюс – чувство сакрального. Чувство личного. Она никогда не будет выставлять на обозрение личные и дорогие сердцу вещи. Но с другой стороны – эта девушка пригласила меня к себе? Учитывая, что мы и знакомы едва? Или она очень уверена в себе, ведь я мог оказаться сплетником и выдумщиком, который рассказал бы всему городу о своем визите к ней, или же она очень хорошо разбирается в людях. Я сидел в тесном помещении на ободранной табуретке и осматривал кухню.

– Нога получше, спасибо, – словно опомнилась она

– Слава Богу, – ответил я, – соседи не обижают?

– А что на них обижаться? Примитивные люди. Роддом, школа, работа, старость. Так вся жизнь и пролетает. Чем им развлекаться? Только сказки друг про друга рассказывать с утра до ночи.

– Правильно относишься, – одобрил я, – в таверне больше казусов не было?

– У всех ума хватает только подумать, что я молодая и о жизни ничего не знаю. Но никто не знает мой путь, – вздохнула она

Я понял, что нужно вести себя осторожно. Если она захочет рассказать, она расскажет. Может быть, я смогу ей помочь…

– Если не трудно, можешь рассказать. Если не хочешь – я не настаиваю. Может быть, что-то можно исправить? – поинтересовался я.

Она поставила пирог на стол, разрезала его и начала рассказ. Местами она печалилась, местами она злилась. Падре в костёле такого точно не расскажешь. Она сидела на такой же ободранной табуретке возле меня и глядела в пол. Солнце брезжило в полуоткрытые окна и свет играл на ее черных волосах.

– Я его встретила в шестнадцать лет. За два года до этого умерла моя мать от сердечного приступа. Я – вылитая она. Мать была очень интересной и начитанной женщиной. И как она могла заинтересоваться таким пролетарием, как мой отец? После событий с тем человеком я дала себе слово, что обману эту генетику, во что бы то мне ни стало. Да кто он был? Матрос, в самом деле… Корабль их флотилии стоял в нашем порту около четырех месяцев. Матросы периодически гуляли по острову. Я, в отличие от многих девушек, не сходила с ума при виде военной формы. Но эти двое сами со мной познакомились. То ли время спросили, то ли дорогу… Оба потомки выходцев из Африки, северной и центральной. Они оба были около двух метров ростом, на них все заглядывались… Беседовали оба так непринужденно, раскованно, располагающе, как и наши островитяне. Только они меня замечали на улице, сразу же подходили ко мне и я ходила с ними по городу, как с личной охраной. Сколько же девушек бросали завистливые взгляды на нас… В один день Самир отлучился, а Жан остался со мной наедине и начал расспрашивать нравится ли мне Самир и так далее, ведь я веду себя с обеими парнями как с друзьями, особой симпатии ни к кому не проявляю. В ответ я лишь улыбнулась Жану и поцеловала его в щеку, сказала, что лишь он мне нравится и больше никто. У него сразу же загорелись глаза, он обнял меня, очередной раз повторил, что я красивая, и мы сидели так до самых сумерек, пока не пришла ему пора идти на корабль. Мне не хотелось его отпускать, он не отрывал от меня глаз, будто ребенок от чего-то яркого и запоминающегося, улыбался мне, – она подняла на меня глаза и в них отразилась боль, – я с детства ходила в костёл. Ни мать, ни отец на этом никоим образом не настаивали, богослужение происходило по моей воле. Помнится, лет в двенадцать я даже хотела стать монахиней и оставить мирскую жизнь навсегда, но после я раздумала, поняв, что аскетичная жизнь – не мой удел. Но разве сейчас я не являюсь аскетом? Он был моей первой любовью. Люблю ли я его сейчас? Пожалуй, люблю, ненавидя. Я люблю только того Жана в первый месяц знакомства, а не того демона, которым он оказался в действительности. Втереться в доверие к шестнадцатилетней девушке – вот уж проще не придумаешь! Я была вовсе не глупа, но и он был смышлен. И сердцу не прикажешь… Но я научилась приказывать сердцу! Со временем, через боль и страдания, но научилась! Он не обещал ровным счетом ничего, он просто заботился обо мне, смотрел влюбленными глазами, не отходил от меня ни на минуту. Артист… Есть такие люди, которые просто наслаждаются актерской игрой – своей и окружающих. А потом раз – и спектакль окончен. И когда упадет занавес – никто не знает… Главные герои в том числе. Как надоест, как наиграются, так завершается актерская игра. Но я уже стала замечать, что все время думала о нем. В школе я не могла сконцентрироваться на уроках, в костёле все мессы шли мимо моих ушей. За домашними делами он занимал все мои мысли. На одной из наших встреч он подхватил меня на руки. Прямо как в тот вечер, когда я подвернула щиколотку. Это было незабываемо. Он, такой сильный, нес меня, такую маленькую… Как-то раз мы пришли в какой-то дом с коммуналками, на выходе из которого, прямо у нас перед носом, выпорхнул Самир с какой-то девушкой. Они смеялись, а увидев нас, сказали: «Ну что же вы встали, милости просим!» Самир подмигнул мне своим черным глазом. Я любила Жана. Я догадывалась, что Господь этого не одобрит, но поскольку мы друг друга любили, может быть, он отпустил бы нам этот грех… Хотя уже по разгульному поведению Самира можно было сделать вывод об образе жизни большинства моряков. Месяцами ничего, кроме морских волн, не видят, а как только причалят к суше, так и начинается веселье… Я верила до поры до времени, что Жан верен мне, пока не застала его на прогулке с другой девушкой. Я устроила скандал прямо при ней, ругала Жана, на чем свет стоит, а он в ответ сказал лишь пару нелепых фраз… В следующий раз он гулял уже с другой девушкой. Я искренне не могла взять в толк, что же происходило… Я дико ревновала Жана, а он все так же продолжал ходить на встречи со мной, будто ничего и не происходило. Неужели ему, взрослому парню, так было сложно сказать мне, что я ему больше не интересна и он нашел другую? Уж не знаю, трусость это, или же просто свинство… В один день я поняла, что я беременна. Я не хотела ставить в известность докторов, потому что новости на нашем острове распространяются быстрее ветра. В тот же день я побежала к кораблю и начала звать Жана. Он нехотя вышел на берег и лениво спросил, мол, чего тебе? Я не ожидала от него такого безразличия к моей персоне и ответила в его же духе, что я жду ребенка. Он потупил глаза: «От меня что ли?». Я недоумевала, что же ему послужило поводом для сомнений, ведь я ни с каким другим парнем не встречалась, да и вообще, это было бы слишком низко для меня. И лишь спустя время и поняла, что он не ценил ни мою красоту, ни мою верность, ничего вообще… Я ответила, что разумеется, это его ребенок, ничей больше. Он даже не дал мне закончить фразу и прервал меня с таким искренним удивлением, будто он вообще не при чем: «Какой ребенок, дорогая, ты о чем вообще говоришь? Корабль уходит через месяц, я не готов стать отцом! Больше не обращайся ко мне насчет этого! Пока!». Он развернулся и взошел обратно по трапу на палубу. Он абсолютно индифферентно, даже пренебрежительно отнесся к этому известию. Жизнь продолжается, ему-то что… С берега я услышала, как он рассказал паре моряков о том, что я сказала ему. Они похлопали его по плечу и поглядели в мою сторону и легкой тоской во взгляде. А я не стала поспешно уходить и куда-то прятаться от их взоров. Я гордая, я стояла на набережной и смотрела на водную гладь. Все равно что эти глупые люди подумают и скажут…