Константин Игнатов - Клетка теснее грудной

Офа снова развернулась. Она уже забыла про все на свете, безумцы привлекали ее намного сильнее, нежели отталкивали красивые. Ей почему-то казалось, что безумие – это всегда идейность и служение своим принципам, а такие люди либо гениальны, либо абсолютно одиноки.

– Вот я со своим возлюбленным, – женщина достала из кармана фотографию красивого мужчины, в его глазах присутствовала южная искорка, а волосах застыла морская соль, – мы с ним последний раз виделись десять лет назад, а в свои сны я его каждую ночь приглашаю! Во вчерашнем он попросил приехать к нему, а до этого говорил, что пока не может меня у себя принять.

– Так он живет в Москве? – удивилась Кира.

– Что вы, что вы? – испуганно залопотала Бульбулитко. – Он бразилец. Он не знает русского, а я португальского. Мы давно уже общаемся глазами.

– Но зачем же вы едете в Москву? – спросила Офа.

– Он прислал за мной личный самолет, который уже ждет меня в аэропорту в самой северной точке города.

– Что-то я не помню в Москве северных аэропортов, – с подозрением произнесла Офа.

Тут Бульбулитко изменилась в лице, ее левая бровь поднялась полумесяцем, а в глазах словно бы рассеялась туманность. Она присела, явно готовясь к длинному рассказу. Офа снова закурила.

– Думаете, вы знаете Москву? – спросила Бульбулитко. – Нет, все это только иллюзии, вы ничего не знаете! Вы даже понятия не имеете, в какую Москву едете. Это совсем не тот город, что вы видите своими глазами. Чтобы понять его, стоит раз и навсегда запомнить, что верный ответ может находиться за пределами очевидных вариантов, и, что реальность – это лишь стена, а за ней идет настоящая жизнь! Но тогда придется провести жирную разграничительную линию, отстраниться от понятий государства, времени и пространства, заново вообразить этот город и разрушить его до последнего камня. Вы не знаете настоящую Москву!

Офа с Кирой переглянулись. У каждой возникла мысль о сумасшествии спутницы, но что-то в ней было притягательное, цепляющее с первых минут, такое, что начинало казаться: если бы истина имела голос – она говорила бы на вдохе.

– Ежели верить науке, – продолжила Бульбулитко, – то окружающая нас действительность подчинена логике, все зачем-то существует и на все находится нужная математическая модель, отражающая правдивость текущего момента. Говоря о городах, тем более о крупных и древних, мы должны представлять их как организмы, со своими характерами и нравами, в которых порой сочетаются самые удивительные вещи. Страх и новаторство, аскетичность и роскошь, абсурд и геометричность, но самое главное – подавленность и жизнь в сути своей – это все Москва. Сказанное относится больше к жителям этого города и к его управленцам: первым необходимо быть покорными, вторым – незаметными.

«Да, как хорошо, что эта дамочка продолжила разговор, теперь совершенно ясно – она глубоко больна. Ей давно пора лечиться», – c ужасом подумала Офа.

«Надо следить за ее руками – ножи, острые предметы. Обычно такие люди очень вспыльчивы и опасны», – предположила Кира.

– Послушайте, мы были в Москве и неоднократно, – тут же попыталась возразить она, – и то, что вы говорите… Этого всего нет!

Бульбулитко опять ничему не удивилась, видимо, это все было ей знакомо.

– Согласитесь, «нет» и «не видите» – разница огромная! – она бросилась к окну, где после небольшого перерыва небо вновь заволокло тучами. – Вы все такие скучные! Возьму и улечу сегодня на юг, северные широты определенно не по мне, здесь все вечно серое, одинаковое, снег такой мягкий-мягкий, аж противно! В Москве так вообще равенство – идеология, но не в книгах, а в умах! Откуда это? Не знаю, но если ты не выделяешься – ты в толпе, с тобой большинство, а значит – ты влиятельный. Единицы могут быть сильными в одиночестве, единицы могут отличаться, пойти против всех и в конце пути оказаться правыми. Сила – в правде, да правды нет.

Офа посмотрела на Киру, в глазах той читалась растерянность. Бульбулитко продолжила.

– Я сегодня навсегда улетаю туда, где мое сердце стучит уж десять лет, в те места, где я проводила свои сны все это время. А знаете, сон – странная вещь, такая хрупкая, призрачная, но очень честная, в нем нельзя скрыться, вот ты стоишь перед зеркалом совсем голая, а на тебя отражение, как сосед в дверной глазок, гнусно посматривает.

Кира вздрогнула и невольно сжалась.

– Я расскажу, что знаю. Это, конечно, слухи, сплетни, но я сама много раз находила подтверждение услышанному, – ее глаза широко раскрылись, в них словно пробудилась некая сила, что давно спала. – Так город живет недавно, но слушайте…