Вероника Торгашина - Портрет неидеального мужчины

Он присел на корточки и обыскал карманы одежды убитого, надеясь отыскать бумагу и ручку. В нагрудном кармане холщовой рубашки нашлась записная книжка. Ручки нигде не было. Петр поднялся на ноги и внимательно, насколько это позволяла сделать пелена сумерек, осмотрел каюту. В дальнем углу поблескивал зеркалами маленький буфет. Перешагнув через тело, Петр подошел к буфету и открыл дверцу.

На одной из полок лежала чернильная ручка. Он захлопнул дверцу и уставился на свое мутноватое отражение, появившееся в одном из зеркал, – каким-то образом они остались в деревянной раме, пусть и теперь их обезобразила извивистая трещина. С этой трещины на Петра смотрел человек с серыми волосами и черным от крови лицом. Не от своей крови, подумал Петр.

Он мог стать убийцей еще давно, когда у него возникла идея убить Любомираса и покончить со всем разом. Но Петр этого не сделал. Он знал – во многом по той причине, что именно благодаря Любомирасу встретил Кристину.

Петр положил на маленький барный стол книжку и ручку. Снял с себя свитер, несмотря на то, что внутри каюты давно стоял зверский холод; дверь была выбита, а температура воздуха в Ниде в это время года редко превышала пять градусов по Цельсию. Он тщательно вытер лицо и руки, подобрал с пола раскладной стульчик и сел писать письмо.

«Милая Кристина,

Прошло не так много времени с того момента, как я узнал о твоем существовании. Я хотел бы сказать, что все последующее время, до последней минуты отдал тому, чтобы стать тебе по-настоящему родным человеком. Но если бы так сказал, это было бы неправдой. Обстоятельства, о которых я расскажу тебе немного позже, не позволили мне этого сделать.

Пусть это и не имеет значения, но знай, что я благодарен судьбе и Богу за то, что ты появилась в моей жизни. Благодарен, что у меня есть дочь, такая прекрасная, как ты, пусть и не заслуживаю зваться твоим отцом. Ты не должна меня прощать, но я прошу у тебя прощения. За все».

В голове у Петра было множество слов, они путались; ему казалось, что он так много всего не успел сказать Кристине, но сейчас не знал, что необходимо сказать в первую очередь. Петр оторвал взгляд от листка бумаги, буквы на котором расползались, то ли от мрака вокруг, то ли от пелены в глазах, и увидел на оббитой кожей стене каюты движущиеся блики света. Очевидно, что это был свет от огней катеров, которые уже приближались. Петр почувствовал озноб, но не от ледяного морского бриза, врывавшегося в каюту. Он не ожидал, что наемники Любомираса настолько оперативно просигнализируют своему хозяину, или же Любомирас лично, не дождавшись из Ниды положительных вестей, прислал туда подкрепление. В любом случае, следовало поторапливаться. Он вновь взял перо.

«…Зная твое доброе сердце, я прошу тебя не тратить время на мои поиски. Работа вынуждает меня уехать из Литвы. Сам я еще не могу сказать наверняка, куда я отправлюсь. Заранее приношу извинения за то, что испортил тебе Рождество.

Очень люблю тебя. Будь счастлива, потому что твоя семья очень хочет этого, как и я. Жалею лишь о том, что у меня не получилось стать ее частью. Не грусти. Обнимаю тебя».

Петр выбросил ручку в воды залива, после чего еще раз исследовал карманы одежды лежащего посреди каюты покойника. В одном из карманов обнаружился смартфон. Не без удовлетворения отметив, что телефон не был заблокирован, Петр сфотографировал письмо, затем набрал номер Кристины. Зайдя в первый попавшийся мессенджер, выслал на номер получившуюся фотографию. Он не заметил, что скатившаяся по его щеке слеза, перемешавшись с запекшейся кровью, упала на край листка, оставив на нем горячую сургучную печать. После этого извлек сим-карту и вместе с телефоном и письмом тоже выбросил в море.

Блики навигационных огней становились ярче, чувствовали себя в каюте вольготнее. Чем больше они заполняли яхту, тем яснее Петр осознавал: этого конца ему не избежать. Но они его не получат. Любомирас этого не получит.

Он поднялся обратно на верхнюю палубу. Свитер остался внизу, и дьявольская дрожь пробрала все его тело. Теперь для него больше уже ничего не значило. Не должно было значить.

Петр обогнул борт «Першинга», приблизился к кормовому релингу и, ухватившись за обледеневшие леера, перекинул через них правую ногу. Долина смерти прямо перед ним загадочно подсвечивалась звездами. Еще секунда – и он увидел, как его плеча, посиневшего от холода, коснулся слепящий луч прожектора.

Все кончено, сказал себе Петр и перебросил через леерное ограждение левую ногу. Насколько хватило сил, оттолкнулся руками от релинга и прыгнул в море.