Ольга Гусева - Шурочка - Родовое проклятие

– Ты плаваешь, как Русалка, – сказал он, – давай на перегонки к берегу.

– Ты проиграешь, – ответила Настя.

– А если выиграю, ты меня поцелуешь?

– Вот еще выдумал.

– Ну, хотя бы в щечку, договорились?

– Ладно, все равно проиграешь.

Шурочка стояла по колено в воде, наслаждаясь прохладной водой, и с нетерпением ждала их возвращения. Семен присел рядом с Верой и Любашей. А Адик, забыв про свою уху, бегал по берегу, размахивая руками, и кричал, подзадоривая пловцов. Настя оказалась победительницей в этом соревновании и радовалась, словно ребенок. Михаил скривил губы от досады, что лишился ее поцелуя. Еще некоторое время они, точно дети, громко смеялись и плескали руками воду друг на друга. Адик, довольный победой Насти, вернулся к костру, а Семен, пристально наблюдавший за происходящим, наклонился к Вере и шепнул ей на ухо:

– Как же ты терпишь все это? Или у вас все кончено с Михаилом? Он же откровенно волочится за Настей, или ты его больше не любишь?

Вера опустила глаза, и румянец растекся по ее щекам.

Когда Михаил и Настя вышли из воды, ужин был уже готов. Он представлял собой наваристую уху в чугунном котелке и картошку в мундире, запеченную на костре, а еще свежее молоко и вареники с земляникой, которые приготовила Клавдия для Шурочкиных друзей в честь ее дня рождения. Вечер был чудесным. Вода в речке подернулась небольшой рябью и словно дремала на закате дня, а легкий ветерок приносил ее свежий вкус и ароматный запах еды, казавшейся всем присутствующим необыкновенно вкусной.

Весь вечер Адик посматривал на Веру странным взглядом, он шутил, как всегда, и был игриво настроен. Он откровенно ухаживал за ней, а она не отрывала глаз от Михаила, который делал вид, что не замечает ее.

– Ребята, как хорошо вы плаваете, я от души завидую вам, – сказала Шурочка, – Настя, ты, как Русалочка, а ты, Миша, как рыбка.

– Да уж, рыбка, скорее акула, – сдерзил Семен, – гляди в оба, Настя, сожрет тебя и глазом не моргнет.

Все рассмеялись, кроме Веры.

– Пойду, прогуляюсь по берегу, – тихо сказала она.

– Я с тобой, – поднялась Любаша, отряхивая юбку от песка.

Они пошли по самому краю берега, их ноги легко погружались в песок, и вода тут же ласково облизывала их.

– Да не убивайся ты так, – сказала Любаша, взяв Веру под руку, – ты же знаешь, что он ни одной юбки мимо себя пропустить не может. Забудь ты его, он не стоит тебя. Ты такая хорошая, красивая, добрая. Посмотри лучше на Адика. Вон он как вьется около тебя. Уж он-то на руках носить тебя будет.

– Нет, Любаша, не нравится он мне. Да и что за имя у него – Адам? Вот и прозовут нас люди – Адам и Ева, насмешка какая-то. Да и ноги у него кривые. Родятся у нас дети – кривоножки и станут проклинать нас за это.

– Фу, какие глупости ты говоришь. Главное, чтоб верный был, да любил бы тебя одну. А этот, твой Мишенька, будет гулять до самой смерти. Не зря же люди говорят, что горбатого могила исправит. Зачем тебе такой?

– Ничего ты не понимаешь, подружка, я люблю его, люблю безумно, ушла в любовь, точно в омут с головой, и ничего не могу с собой поделать. Знаю, что гуляет, а все ему прощаю, лишь бы не бросил меня.

За разговором девушки не заметили, как сзади к ним подкрался Адик. Он игриво подхватил Веру своими сильными руками, точно ребенка, и поцеловал ее в обе щеки звонкими поцелуями.

Любаша с улыбкой смотрела на них и думала: «Как же ты ошибаешься, Верочка, вот он бы сделал тебя счастливой, он уже сейчас тебя носит на руках». Непроизвольно, переведя взгляд на Михаила, она увидела, что тот, весь бледный, как полотно, не сводит глаз с Адика и Веры. Ее губы скривились в злорадной улыбке и прошептали: «Так тебе и надо».

В это время Настя беседовала с Шурочкой. Шурочка рассказывала подруге о случайной встрече с Платоном на кладбище, о том, что он спас ее от змей, и, что они уже поцеловались.

– Так почему же ты не пригласила его на день рождения? – спросила Настя.

– Я пригласила, но он отказался. Он такой стеснительный. Но завтра мы пойдем гулять вдвоем.

– Шурочка, ты не обидишься, если я сейчас уйду?

– Куда?

– К Косте. Он сейчас совсем один, и я чувствую, что ему плохо, – на минуту Настя задумалась.

– А как же Михаил?

– А что Михаил? У него есть Вера.

– Но мне кажется, что он любит тебя.

– Ты ошибаешься, Шурочка, не любит он никого. Девушки для него, точно книги, пролистал одну и тянется к другой, третьей, пятой, десятой. И глаза у него пустые. А у Кости в глазах какое-то внутреннее сияние, что-то его преображает, понимаешь?