Александр Макушенко - Демоническая фабрика

В доме у меня часто шли магические ритуалы. Остановить ветер, это был минимум, на который я стал способен. И повелительство ветру было одним из главных способов привлечь девушку. Она давно уже считала меня чудаком, но вот напрямую заявить об этом не могла. Это и так читалось в ее взгляде.

…Сев на кресло, она зажмурила глаза и попросила добавки. Это был солидный бутерброд, но она хотела еще. И было странно намазывать ей кусок хлеба снова, словно она не видела, с чем он. Это было довольно странное масло, с перекрошенным мясом, почти чечевица на вкус и она же такая же и на вид. Только синяя. Синяя колбаса была таки редкостью в нашем районе, но я таки нашел магазинчик, где продаются деликатесы. И там и была она, странная колбаса с луковичным запахом. Потом было это… чай. Обычный такой крепкий простой чай, который ни с чем не смешивался, ни с медом, ни с таинственными луковичками чумных докторов. И все таки она была хороша. Странное приданное. Все при ней. И голова и шерстка. Фигура чуть сухощава, но это убирается легко. И я закормил ее бутербродом.

– И себе намажь, – велела она, притираясь поближе к бутерброду. Поближе, дальше, повкуснее. Все было при ней. Только бедра суховаты. Поэтому я намазал ей на всякий случай еще пасты, что сделал сам при помощи мясорубки. И потому притирка пойдет еще лучше, если я нарежу еще хлеба.

– Так тонко.

– Я люблю делать бутерброды.

– Так сделай еще.

– Располнеешь. Их надо есть потихоньку, вечно матерясь и делая вид, что ты тут совсем ни при чем. И после раскуриваешь длинную сигару…

– … Панателлу?..

– Не совсем такую. Скорее, халф – корона.

– Совсем дикая. Она солодит мозги и набираешься грюйта, чтобы там не говорили монахи. Говорят, они сами пить запрещали, и собирать грюйт.

– Ну, собирать то да. А вот пить, так сам продавали. Пропала бы баснословная сумма из казны, если бы они не запретили собирать грюйт.

– Так это все ради денег?

– И разнотравье тоже. Это уже потом научились добавлять в солод хмель и использовали его вместо пива. Потом варка усугубилась и стало есть зазорно. Все полнели. А с того пива толстели лишь монахи, коим дозволялось пить по четыре литра в сутки, чтобы не пьянели.

– Это немного для пьянки…

– Ну так они пили через вечер. Иные монахи старались пить реже, и обращали внимание на воду. И так они толстели, пока не приходила лысина. Потом они начинали читать чаще и садилось зрение. И ведь во всем виноваты монахи, которые добавляли грюйт вместо пива.

– Я бы тоже научилась варить пиво.

– Эль. Эль, моя дорогая, иначе ты была бы сожжена за колдовство.

Она вздохнула с облегчением. Что ж, хоть готовить не научилась. В наших отношениях поваром был я. Это и хорошо и плохо в одно и то же время, ведь отнимало немало сил и, опять таки, времени. А время я ценил больше всего. С каждым дуновением ветра я постился насчет того, что стал старше еще на один день и пришла моя морозная старость. Я был совсем молод, если не сказать, чтобы юн. И все таки старость настойчиво ощущалась за порогом дома. Почти тридцать лет. Мне стало почти за тридцать лет и я ни разу ни с кем не бывал в ЗАГСе. Что ж, будет шанс все это исправить. Но как ни будь потом.

– Ты замуж меня возьмешь?

– Обязательно. Придет время и я тебя позову на ужин. А там гляди, и кольцо будет.

– Только пирог не надо. Я хочу торт. Покупной. А ты все делаешь вместе. А вот женишься и все будем делать вместе.

– Обязательно!

Я вздохнул. Но аккуратно, так, чтобы она не видела. Что то быстро у нас все скрутилось на рутину. Не было в ней чего о такого…. Может, она просто отстранилась? Не похоже.

Я выдохнул и призвал Кариеномена. Молча, чтобы ничего не опошлить. Тот молча и ответил. Он стоял рядом с ней и взял ее за руку незаметно для нас обоих.

«Ушли!» коротко скомандовал он и указал пальцем на двор. Тогда я предложил Кате пойти на прогулку и она согласилась. Быстро одевшись, мы выбежали во двор и стали играть друг с другом. Не спрашивайте меня, в какую игру мы играли. Скорее всего, она называется догонялки. Но главное, что в ней есть принцип. Принцип блаженства, что тебя догонят. Поэтому убегали все довольно нехотя и матерились на нас люди, которые в эту минуту проходили мимо.

– Зачем ты меня прячешь? Познакомь меня со своими друзьями.

– И тот Кэри…

– А зачем ему женское имя? Он ведь мужчина, верно?

– Он свят и не делает различий. Только матершина у него такая, что заплюет тебя, как только увидит.

– Тогда уходи от него. Нечего вам оставаться друзьями.