Артём Ширяев - Цех

У входа на работу, как всегда, была суматоха. Невзирая на сезон или погоду торговцы не упускали ни единого дня, предоставляя свой ассортимент шедшему на смену рабочему классу. Где-то недалеко слышалась гармонь, заглушаемая выкриками зазывающих к себе продавцов. Большие очереди у прилавков, множественные и неразличимые людские диалоги, крики и смех, все это придавало нынешней атмосфере сходство с рыночной, заставляя на время забыть все проблемы и рутину серых будней присутствующих тут людей. Не был исключением и наш знакомый старик, совсем недавно погруженный в свои воспоминания. Проходя мимо прилавка с мясными изделиями, он вдруг вспомнил о своем старом четырехногом друге. Твердо решив не оставлять его в следующий раз с пустым животом, он занял очередь и стал ждать, параллельно выбирая для пса лакомство. Ожидая своей очереди, он почувствовал хлопок по плечу.

– Михалыч! – позвали его. – Опять ты за старое? За закуской небось стоишь? – усмехнулся незнакомец.

Обернувшись, он увидел худощавое лицо с сильно впавшими глазами. Это был Федька из третьей группы. Федор Андреевич был худого телосложения. Его горбатая осанка с выдвинутыми вперед плечами непринужденно ассоциировала его больше с приматом, нежели с человеком. Увидев, что его жест не остался без внимания, Федор показал свой гнилой оскал. Пожелтевшие и полуразрушенные зубы напрямую указывали на его не совсем здоровый образ жизни. Но пожилой человек это и так знал.

– По себе людей не судят, – ответил ему старик, – я, в отличие от тебя, уже как две недели ни капли.

– Две недели? – насмешливо переспросил Федя.

– Ты меня слышал, – сухо ответил он.

– Ну это ненадолго, слышал про Валерку из четвертой? Он увольняться решил, обещал проставиться, – улыбнулся Федор. Его глаза загорелись ярким свечением, и, не проронив больше ни слова, он удалился. Дождавшись своей очереди, старик купил палку вареной колбасы и, тяжело сгибая ноги, поковылял в сторону предприятия.

На проходной, как всегда, было столпотворение, жадные до премии взгляды пропускной охраны тщательно выискивали тех, кто не любил приходить на завод с последствиями своей зависимости. Терпеливо дожидаясь своей очереди, старый трудяга нащупал во внутреннем кармане своей потертой куртки пропуск. Взглянув на свое молодое фото, он задумался: «Я давно уже не имею ничего схожего с тем человеком, который когда-то запечатлел этот момент жизни. Притом ни внешне, ни внутренне».

– Пропуск, пожалуйста! – отвлекла его полная женщина, стоявшая у турникета.

Он молча протянул свою костлявую руку, в которой был пропуск. Не глядя на документ, она пристально изучала старика, попутно что-то вынюхивая.

– Что? Не пахнет премией? – пошутил кто-то сзади.

Толпа одобряюще засмеялась. Смущенная женщина поспешила вернуть пропуск:

– Проходите! Хорошего дня! – съязвила она.

Опираясь на перила, пенсионер медленно спустился по ступеням. Оказавшись на улице, он сделал глубокий вздох. Последнее время у него все чаще начала болеть голова, и ему казалось, что, если он будет вдыхать больше воздуха, эта проблема пройдет сама собой.

– Перед смертью не надышишься, – сказал он сам себе и поковылял вдоль ухоженного газона с полувековыми елями. Проходя по аллее мимо административного здания, он бросил на него свой ненавидящий взгляд и повернул направо. Чем дальше он удалялся от белого дома и проходной, тем мрачнее становилось вокруг. Полуразрушенные цеха стояли, словно призраки былого величия. Сухие, мертвые деревья на неухоженных газонах застыли ветвями вверх, показывая свое прижизненное стремление к солнцу. Людей, шедших по своим рабочим местам, становилось все меньше. Все постепенно вокруг вымирало, в равной степени отдалявшемуся вглубь завода старику. Только ухоженный памятник Ленину и не горевший Вечный огонь напоминали о присутствии в этих местах людской власти. Вечный огонь в виде звезды, чья форма для многих была символом победы, теперь зажигали только один день в году. Руководство объясняло это решение некой экономией. Мол, жечь впустую газ круглый год было как минимум нецелесообразно.

– Зато целесообразно стабильно выписывать себе премию, – ответил сам себе пожилой человек.

Асфальт почти скрылся под старыми ногами, и на смену ему пришла какая-то насыпь, высыпанная сюда на скорую руку бог знает в какие времена. Корпус, где он работал, был построен из белого кирпича. Но многолетние жестокие воздействия природы сменили его окрас на болотно-серый. Местами проглядывал мох, не брезгующий этими отсыревшими стенами. Только большие проржавевшие ворота с массивными петлями сохранили свой величественный вид. «Строили на века», – подумал старик.