Татьяна Вебер - Чёртова дюжина воспоминаний

До сих пор в семейном альбоме хранится фото, десятеро мужчин разного возраста, разнообразной наружности. Взгляд задерживается на юноше, чернявом, с родинкой на подбородке, в залихватски заломленной фуражке. Но это не тот, из-за кого пожелтевшая карточка хранится в нашем альбоме. Этот человек, во втором ряду, третий слева. У него шикарные рыжие усы. Фото чёрно-белое, но я знаю, они рыжие. Все мужчины в добротных тёмных пиджаках с воротниками стоечками. В картузах, шляпах, один даже в велюровом берете (таком, какие бывают у художников). Разные. Но есть и общее – светлые нашивки шириною в ладонь по всей окружности левого рукава, чуть выше локтя. А ещё у одного на козырьке шапочки, а у другого на воротничке нумерация: 160… 168…

Фотографии почти век. Событиям, произошедшим летним вечером с маленькой девочкой тоже.

Человека на снимке она не помнит, да и снимка ни она, ни кто-то из её родных ещё не держал в руках. Пока он лежит в кармане пиджака на груди рыжеусого.

– Мама тогда работала в госпитале. Нас у неё уже было шестеро. Отец в плену, на своей исторической родине. Каждый день мама приносила из госпиталя, где она работала сестрой милосердия, что-нибудь съестное. Вот и сегодня, на столе стоит знакомый синий в белую крапинку бидон. Я залезаю на табурет, приоткрываю крышку и окунаю палец в его содержимое.

Палец окрашивается в розовый цвет.

– Щи, только и успела произнести я, как в окно стукнули.

– myter! От испуга я чуть не опрокинула бидон.

– Мама, кто-то стучит в окно

Мать кинулась к двери.

– Кто?

– Das ist Христиан!

Мама прижала руки к груди и застыла на месте, дети как заворожённые смотрели на неё.

– Мам, опять пропищала я: Кто это?

– Отец вернулся, дёрнув дверной крючок, ответила та.

Какая тут началась суета. Сбежались соседи. Стали собирать на стол. Я стояла и смотрела, как из тряпиц, принесённых за пазухой появлялись: варённые яйца, куски сала, хлеб, пучки зелени. Во главе стола мама взгромоздила огромный бутыль с мутной жидкостью. Пришедшие расселись, все знали, где был только что вернувшийся. Всем было интересно, что он скажет.

Христиан начал с конца, с того, что на границе у него отобрали почти всё, на что были потрачены заработанные деньги. Но, несмотря на это, предстал он перед нами в сером костюме тройке, при галстуке и в шляпе, а в нагрудном кармане лежали золотые часы на цепочке и вышеописанное фото.

У меня уже стали слипаться глаза, когда мама вдруг вспомнила про своих младших ребятишек и разлила им по тарелкам остывшие щи.

Я взялась было за ложку, но есть расхотелось… Отец, увидев свою младшую, спящую за столом, взял меня на руки и отнёс на кровать в угол комнаты.

Я открыла глаза, среди папиросного дыма и приглушённых голосов выделила один.

– Здесь, не исчез, отвернулась к стенке и провалилась в сон.

Никто из детей в школу не ходил. Да и сами родители были неграмотными. Мария рано осиротела, и Христиан не знал ни отца, ни матери. Познакомились они в доме кондитера, на которого работали. Он пекарем, она горничной. Хозяйка всё смеялась: Давайте вас поженим! Мария отнекивалась, но тайком всё чаще заглядывалась на высокого и крепкого Христиана. Ну а, что хрупкая и бойкая горничная давно разбила сердце молчаливому пекарю, догадывались уже все…

Через год около хозяйского дома вырос ещё один. Всего из двух комнат. Но сколько радости и гордости он принёс его жильцам. Ещё когда строились, всё спорили, кто первым в него войдёт.

– Я не хочу умирать первой, поджав губы, говорила Мария. И Действительно, первым умер Христиан – попал под машину.

– К моему рождению, а я стала шестым по счёту ребёнком в семье, в доме появилась пристройка.

В семь лет я заявила родителям, что хочу в школу. Мама, повздыхав, взялась сооружать мне школьную форму. В ход пошёл хорошо отстиранный мешок из-под муки. Из него было выкроено платье. По рукавам и по подолу обшитое красными нитками. Остатки мешковины и ниток пошли на сумку. О белье не стоило и мечтать. Благодаря этому я впервые в жизни испытала величайшее чувство – стыд, когда свалившись со школьных качелей, оказалась на земле, а моё шикарное платье задралось на мне чуть ли не выше пупа. Вот тогда-то я и поняла, из подобных ситуаций нужно выходить с высоко поднятой головой. Что я и проделала. Поднявшись, неторопливо одёрнула свой королевский наряд, сделала непроницаемое лицо и в полнейшей тишине медленно удалилась с места происшествия…