Анна Розен - Когда меня ещё не было

Я спешу к тебе и к себе, но больше к тебе. Сегодня праздник. Сегодня солнечный день и праздник. Ты помнишь?

Мы познакомились осенью, было тепло и много жёлтых листьев. Они взлетали, когда ты острым носком ботинка разгонял их сонливость. Мы смеялись. Было хорошо.

Ты смотришь куда-то, прищурив глаза.

– Что ты видишь?

Молчишь.

– Что ты видишь? – шёпотом переспрашиваю я, дотянувшись губами до твоего уха.

Пальцы переплетены, крепко, не разомкнуть.

Прошло всего несколько дней после знакомства, а нас не разлучить.

– Мы половинки, я так чувствую. А что чувствуешь ты?

– То же, – соглашаешься ты и целуешь мои пальцы.

– Мне не хватает воздуха от счастья, я задыхаюсь от счастья!

– Дыши глубже, – улыбаясь произносишь ты.

– Я заполняюсь пузыриками счастья!

– Пузырьками, – поправляешь ты.

– Нет, пузыриками, – настаиваю я.

Мне смешно. Я смеюсь очень громко, звонко хлопая в ладоши. Ты смотришь в мои глаза и улыбаешься.

Пальцы переплетены, крепко, не разомкнуть.

Пожелтевшая трава, опавшие листья… Они ложе для слияния наших тел, для слияния наших душ. Я кладу голову тебе на грудь, закрываю глаза. Ты перебираешь мои волосы, украдкой целуешь макушку, как будто я ребёнок. Я хочу, чтобы этот день длился вечно.

– Все когда-нибудь проходит, – уверяешь ты.

– Все когда-нибудь проходит, – очень тихо повторяешь ты, прижимая меня к своему телу.

Похолодало. Мы идём по мощёной дорожке. Каблук застревает в маленькой прорехе между плитками, устилающими ступеньки. Я опираюсь на твою руку, высвобождаю каблук. Ты – моя опора. Я так чувствую.

Пальцы переплетены, крепко, не разомкнуть.

Вдруг разломилось целое, очень быстро и безвозвратно. Я не могу вспомнить. Я не хочу вспоминать. Я пытаюсь заглянуть тебе в лицо.

– Только не плач, я не могу видеть твои слёзы, – хрипло произносишь ты. Тебе больно. Я вижу, как исказились твои губы.

– Что мне делать?

Молчишь.

– Что мне делать? – кричу я или не кричу. Не понимаю. Надо звонить, вызывать, повторять, что всё плохо, непоправимо плохо. Слушают. Не могу объяснить, глотаю слова, захлёбываюсь воплем.

– Ожидайте. – Будничный голос разрывает барабанную перепонку.

Не понимаю. Опять ничего не понимаю, только гудки доносятся из трубки.

Пальцы переплетены, крепко, не разомкнуть.

«Всё когда-нибудь проходит» – любил повторять ты. Я спешу к тебе и к себе, но больше к тебе. Сегодня праздник. Сегодня солнечный день и праздник. Ты помнишь?

Он ходит широкими, быстрыми шагами. Он торопится всегда, и глядя на этого вечно бегущего мужчину, мне хочется у него спросить – куда спешишь, человек?

Как у всякого представителя сильного пола, который знает, что эксклюзивный автомобиль – это не только определенный статус, но и детское воспоминание о несбыточной мечте иметь самую лучшую машинку среди сверстников в группе детского сада, у него есть свой железный конь. Цвет, как и подобает настоящему взрослому мальчику, чёрный. Он лихо ввинчивает его в поток таких же спешащих наездников.

Я приметила этого шумахера невзначай на каком-то из корпоративных сборищ. Потом мы столкнулись в столовой, которую новое начальство празднично переименовало в кафе, где по-прежнему на обед подавали первое, второе и компот.

Сегодня мужчина сидел напротив, что-то говорил фальцетом, и вдруг я увидела, насколько красивый профиль у моего соседа – высокий лоб, хорошо очерченные губы, прямой нос. Гладко выбритое лицо, испепеляющий взгляд и крупные с длинными тонкими пальцами руки дополняли его образ.

Что я знаю об этом человек помимо того, что чувствую притяжение к привлекательному мужчине среднего возраста? Да и надо ли мне что-то знать о нём? Скучные страницы стандартной биографии есть у каждого, а скелеты в шкафу могут бать настолько ужасны, что уничтожат любую зарождающуюся симпатию.

Решено, ничего не хочу знать о нём. Пусть его персональные данные останутся тайной хотя бы на какое-то время. Бывая в одном и том же пространстве, нельзя сохранять интригу вечно, но оттянуть момент неоднозначной развязки с кучей сомнительных подробностей всё-таки можно.

Так я размышляла под монотонное бормотание коучера, а по-простому, невразумительного вида, рано начавшего лысеть юноши, наивно полагающего, что он всё знает о том, как добиться карьерного роста. На самом деле, ростик был очень средненький и не стоил того, чтобы тратить на него даже рабочее время. Думать о давно позабытых эмоциях было намного приятней. Тем более, я могла домыслить недостающие детали понравившегося мне визави. И я домыслила.