Прошло долгое время тишины. Иль си Яр чувствовала себя в безопасности, она была частью природы, частью мира, легко добывала пищу и не боялась стать пищей. Издалека наблюдая за человеческими играми и танцами, она отстраненно грустила, провожая чувство влюбленности, всегда раньше дававшее питание ее мощным листьям. Грусть растворялась, распределяясь по каждой ее клеточке, и каждая клеточка теплела и искрилась под солнцем. Внутри нее звучало: «Мое имя – со мной, моя сила – со мной, и я… в ярости?!» Да, в ней нарастало что-то незнакомое. Это была какая-то новая, задорная и бурная ярость, которой Иль си Яр доселе не испытывала.
А знала ли она, что такое радость? Влюбленная Иль си Яр хохотала, струилась и кружилась, была счастлива, становясь частью совместного танца – но знала ли она, что такое радость? Младенцем она часто испытывала досаду, сила ее злости помогала непокорному существу пробиваться сквозь разной плотности слои своей земной – и подземной – жизни, справляться, преодолевать. Да, это было короткое удовольствие от преодоления, минутное торжество победы – перспектива вгрызаться в следующую задачу мешала насладиться триумфом, гнала дальше – но знала ли она, что такое радость?…
Расцветающее все сильнее и шире незнакомое чувство уже не умещалось внутри хладнокровного существа. И вот однажды взорвалась ее новая ярость яркой вспышкой. Исчезла Иль си Яр, только россыпи звонкого смеха осыпались на землю.
И кто знает, где она появится снова в следующий раз.
Иль си Яр.
Гибкая, юркая бронзовая ящерка.
Струящаяся вечнозеленая маленькая девушка.
Царственная игуана.
Умный хамелеон.
Ведь Иль си Яр с тех пор может перевоплощаться так, как ей хочется.
В королевских покоях она степенна, расслаблена и практически неподвижна, ибо нет суеты в верховности.
В деревнях и селах – то девица, то ящерка, оставляющая хвостик в слишком настойчивых руках.
В тревожных условиях она сливается с ландшафтом, становясь практически невидимой. И всегда легко ускользает оттуда, где задыхается, и остается там, где много воздуха и пространства.
Иль си Яр исчезающая.
Иль си Яр остающаяся.
Возможно, она где-то среди вас.
В нашем классе был один мальчик с отличительной особенностью.
Конечно, в каждом классе был какой-нибудь такой мальчик, или девочка, а то и несколько выдающихся в том или ином плане ребят. Особенность могла быть какой угодно: необычная походка, речь, вид, стиль… И это я при перечислении «видовых признаков» еще не всех своих «особенных» одноклассников вспомнила. А тот мальчик, о котором идет речь, был очень мал ростом. Значительно ниже меня – и это что-нибудь, да значит для тех, кто со мной и моим небольшим размером хоть раз сталкивался.
Сережа – так его звали в числе нескольких тезок, причем всегда звали, не забывали и не издевались, как злым подросткам полагается, и была на то причина в виде его верного большого, авторитетного друга и защитника Дениса, – так вот, Сережа был абсолютным двоечником. Из тех спокойных, непробиваемых никакими учительскими назидательствами и ругательствами двоечников, на которых легче махнуть рукой, чем пытаться наставить на путь истинный. Единственным отличием его школярски-отстойного статуса по сравнению с остальными «неучами», незаметно дремавшими за задними партами, было месторасположение: из-за маленького роста Сережу сажали вперед.
Три веселых и волнительных года, с шестого по восьмой класс – эквивалентных нынешним седьмому-девятому – Сережа, сидя вполоборота за первой партой у двери, занимался исключительно тем, что смотрел на меня, центрально обосновавшуюся в среднем ряду за третьей партой. Это была еще одна его отличительная особенность: стесняясь отвечать у доски, тушуясь от любого взгляда, обращения в свой адрес, он не пытался скрывать свой интерес – сомневаюсь даже в том, что этому странному мальчику довелось хоть раз увидеть за эти годы вырезанные на его парте надписи, осознанно посмотреть на доску и вообще понять, какого вектора ждут от него учителя, сажая перед своим носом. В плохом настроении какой-нибудь учитель мог взреветь – или устало и раздраженно прошелестеть: «Тимофеев, повернись вперед», к этому все привыкли, смешки и тщательно заряженное контекстом пубертатной тяги протяжное «ооооооо» одноклассников иссякли очень быстро, не встречая особенного отклика с его стороны, а уж с моей-то и подавно: Эсмеральда танцевала с козочкой и песенкой, щелкая приятным и остропроявленным мальчишкам задачки, переругиваясь с учителями, интенсивно в стихах, дневниках и реальной жизни придумывая себе разного толка Солнцеподобных, зачастую – негодяйской направленности.
Читать дальше