Разбудили меня незнакомые звуки. Глянув на тебя я обомлел: ты лежа на спине откинула далеко назад голову, рот был открыт, грудь тяжело вздымалась, при выдыхании раздавался, резкий звук, а при вдыхании- хрип Это было внове для -меня. Ты не отзывалась, была УЖЕ ЧУЖОЙ, НЕЗЕМНОЙ.
Ты была со мною, но в то-же время я понимал, что тебя уже нет. Была оболочка, безучастная ко всему. Проверил давление, оно практически уже не измерялось- что-то 60 на О, температура 37,7.Вновь сделал укол кардинамина. Переменил на тебе всё бельё, салфетки, вызвал Скорую помощь.
Прибывшая врач подтвердила правильность -принятых мною мер, в свою очередь сделала укол кардиамина и ввела ампулу фуросимита. На мой вопрос -зачем это она делает, она ответила- У неё начался отек легких, сейчас она агонизирует, видимо до вечера не протянет. Теперь в ее положении никто не поможет. Готовьтесь…
Вот так.! Врач уехала, оставив меня один на один с тобой, такой родной и такой неузнаваемо чужой, отрешенной, уже не земная жительница, а НЕБОЖИТЕЛЬНИЦА. Я был весь в смятении. НУ ЧТО -ЖЕ ВСЕ ТАКИ ДЕЛАТЬ?
Вызвал через ДМ. П. Виктора, теперь уже было ясно-надежды никакой.
Ты можешь представить мое положение? Т ы лежишь, задыхаясь, умираешь, а я-, НИКТО уже не в состоянии тебе помочь, облегчить, вылечить.
Чувствуя свое бессилие, готов был выть, метать, рвать, ломать, но старался держать себя в руках, ведь столько еще предстояло! С какой то одержимой ожесточенностью метался я по квартире, потерянный, растерянный, безпомощный. Заглянув вновь к тебе я обратил внимание, что над твоей головой летает муха. Опасаясь что ты своим дыханием можешь ее затянуть в легкие, я принес хлопушку. Муха села рядом с головой на подушку. Я резко хлопнул хлопушкой, убил муху. Ты услышав звук хлопушки резко села, опершись руками о постель и широко открыв глаза глянула на меня СИНИМИ зрачками. В твоем взоре был и укор, бал и вопрос, было и желание что то сказать. Глаза были широко открыты, голова чуть откинута назад, твои волосы, как то ладно обрамили твою голову, сквозь прорезь ночной сорочки у основания шеи, у правой ключицы четко просматривалась пульсация. Артерия была хорошо наполнена, пульс бился учащенно, резко, отчетливо. Мне казалось, что его пульсацию я слышу.
Все это длилось несколько секунд, не более 5—8 секунд. Затем ты откинулась на подушку. Пульс стал биться реже, давление падать, дыхание выравниваться, вернее пркращаться, пульс замер, так ты и скончалась уставившись на меня синими зрачками. Все! Жизнь завершилась. Все заботы, все земное- интересы, чувства, стремления все, все осталось здесь на земле у живых, а тебе все это уже не касалась.
Тебя уже не было. Все это было так то нелепо, необъяснимо, неправдоподобно, что я и до сих пор не верю, что тебя нет. Здесь ТЫ! САНЮШКА, СЛЫШИШЬ! ЗДЕСЬ со мною, во мне, в моих мыслях, в деяниях моих рук.
Это неправда, что тебя нет, неправда!
Господи!, что это я, наверное схожу с ума!
Но этот последний взор, когда ты вскочила на постели и вскинула на меня свои СИНИЕ глаза, твое лицо, вдруг помолодевшее, твои локоны и пульсирующая жилка у горла, все время стоят перед моим взором.
И, если я на что либо гляжу, то смотрю как бы через вот эту твою фотографию, как вид через окно: и тебя и все остальное на, что смотрю… все вижу, а там, вроде, стеклянная- сквозь тебя вижу…
Ты во мне, родная моя Санюшка!
Не могу больше. До свидания, до следующего письма..
Обнимаю, целую Л.
31 марта 1986 г
РОДНАЯ, здравствуй!
Вот и опять разговариваю с тобою: Невтерпеж…
Сейчас я огорчен до чертиков, прямо теряюсь, как быть, что делать?
Ты наверное догадалась, что мои огорчения связаны с сегоднешней знаменательной датой, Догадалась? -Правильно – Сегодня день рождения Ивана, вот с программой проведения этого дня, а я очень чту и чтил твои чувства к нему, да и сам ведь тоже питаю к нему чувства, только я более сдержан и понимаю что выражение любви не должно быть сюсюкающим, а ее проявления всегда должны преломляться через призму ответственности перед будущим: кого мы готовим, каков человек получится после общения с нами.
Ведь излишнее проявление любви портит, отлагает в сознании любимого, сознание вседозволенности и всепрощения, выковывает чувство нетерпимости к критике его действий. Мы об этом с тобой многожды говорили, хотя наши точки зрения на этот предмет были, по сути, противоположны, старались, поселить в сознание Ивана, и чувства благородства, добра, работоспособности, собранности и т. п. Но наши усилия пока дали неважные всходы. этом ниже.
Читать дальше