Мидлена Радуга - Тёмный ангел

– Кажется ваша невеста не горит желанием стать вашей женой, – сказала она, развернувшись к нему там.

– Нет, она просто обиделась немного на меня, – ответил Ситарель и решил пояснить, – понимаете, мы договаривались, что после её танца просто объявим, что хотим пожениться. Но я не вытерпел. А какой нормальный мужчина будет спокойно смотреть, как его будущую жену лапают другие?

– Я не мужчина, но попытаюсь вас понять, – на это сказала леди Селенити, – но и вы поймите Танцующую, дайте пройти её обиде, а потом только решите с ней вопрос со свадьбой – она же не отказывается от неё вообще?

– Нет, просто обижается, не подпускает меня близко, – решил он сгладить то, что сказал. Жаловаться на такие вещи Ситарель не хотел, тем более всё это было частично выдумано. Не скажет же он ей о том, что случилось на самом деле.

– Значит, подождёте! – улыбнулась жрица. И они вернулись обратно в тот зал, откуда пришли.

– Я выслушала то, что мне рассказали о произошедшем в храме со стороны жениха, теперь ваша очередь, Танцующая! – посмотрев в глаза Малэ, сказала жрица.

– Я была удивлена тем, что Ситарель выбрал такой способ, хоть позднее он и объяснил всё, – начала говорить она и, увидев выражение его лица, продолжила: – Мы планировали всё немного по-другому.

– Как? – спросила леди Селенити. Малэ искоса взглянула на Ситареля и продолжила дальше вдохновенно лгать.

– После танца мы должны объявить о нашей будущей свадьбе, – сказала она то, что ей сказал он говорить перед посещением храма, и возмущённо добавила: – Хоть бы предупредил, что планы меняются!

– Простим же его, Танцующая, это всё эмоции, видимо, лорд Ситарель слишком влюблён в вас, – усмехнулась жрица, – я думаю, со свадьбой всё понятно. Танцующая, вы пока поживёте у жениха, привыкнете, и только тогда будет выбрана её дата.

И развернулась, чтоб выйти.

По пути к дому Ситареля, уже официального жениха Малэ, она, ещё не придя в себя от последних событий и воспоминаний, что нахлынули на неё, молчала.

– Откуда появились эти клинки? – был задан вдруг ей Ситарелем вопрос, и чувствовалось в нём некое напряжение, словно он знал ответ.

– А знаешь ли ты, кто основал твой род? – ответила вопросом на вопрос Малэ, склонив голову набок.

– Мой предок – Алусиэль. Он был гениальным оружейником, но сошёл с ума и закончил жизнь самоубийством, а причиной была ты! – было сказано им так, будто он обвинял её в этом.

– Как интересно всё перевернули с ног на голову, – протянула она и решила, что о смерти её единственного друга среди дроу не должны говорить так – такая смерть не в почёте у дроу, – это не совсем так, дом существовал и до появления Алусиэля, но как мелкий, второстепенный. Да, появление гениального оружейника возвысило его. Вам было дано право выставлять одного участника в танцах.

И она иронично взглянула на него.

– Я не собираюсь об этом говорить на улице! – добавил он, предвидя продолжение всего этого, и заявил уже более спокойно: – Поговорим дома, если тебе есть что сказать в своё оправдание.

Так они в полном молчании и долетели до его дома. Там они снова прошли в комнату с камином, и он с сарказмом сказал:

– А теперь я слушаю тебя! Ты же так мне что-то хотела рассказать по дороге сюда?!

Удобно устроившись в кресле и подтянув ноги под себя, Малэ сказала:

– А теперь слушай и не перебивай. Сказка о дружбе между мужчиной и женщиной. Когда-то давно, когда был молод Алусиэль, я пришла к вам на зов в который раз. Тогда ещё в танце участвовало семь избранных по числу высоких домов, и я выбирала, кого одарить своей милостью…

– Что-то мне не верится в дружбу между мужчиной и женщиной! – с сарказмом заметил Ситарель.

– И тем не менее это именно так всё и было, – возразила она.

– А можно без подробностей?! – опять попытался прервать её он.

– Я просила не перебивать меня! – собственно, Малэ ничего живописать особо и не планировала, но и не предполагала, насколько он будет доходить до ручки от одного намёка на танец, хотя не совсем в танце дело было.

«Что со мной? Почему я вспыхиваю как факел на каждое её слово? Так дело не пойдёт, я планировал, что постепенно добьюсь её благосклонности, несмотря на то, как всё началось, и брак ей со мной не будет ей в тягость…» – такие мысли проскакивали в голове Ситареля, но быстро перекрывались другими, более сумбурными и странными, в которых не наблюдалось таких благородных намерений.