Иван Ленивцев - Я своих не сдаю

Жора налил в кружечку кофе и смакуя, глоточками, глоточками с наслаждением выпил. Промерзшее горло вмиг оттаяло, нутро приятно обожгло, кровь заметалась по телу, нос покраснел, глазки заблестели. Ух, хорошо-то как! «Разевает бычок рот, Жора хочет бутерброд!» – скаламбурил Долгов подмигивая замерзающему бычку; появился аппетит и рука сама потянулась за свертком с бутербродами.

Бутерброды по старинке были завернуты в «Российскую газету». Жена Зинаида, работая завхозом в налоговой инспекции, тащила старые газеты домой целыми подшивками, практично рассуждая, мол, в хозяйстве все пригодится. В свободное по вечерам время Жора лежа на диване, любил просматривать старые газеты, вслух комментируя прочитанное. Обычно его интересовал криминал, скандалы, спорт. Вот и сейчас, с трудом пережевывая закаменевший на морозе бутерброд с «докторской» он, вытерев руки о ватные штаны, разгладил на коленях газету и привычно замурлыкал: ну-ка, ну-ка, чего интересненького брешет наш печатный орган?

«Ага… на первой странице – „Проект Конституции Российской Федерации“…Ну, это нам не интересно… Что у нас там на другой страничке?… И на другой „Проект“… и на третьей тоже… и на четвертой. Фу-ты! – кисло сморщился Жора. – Неужели этот официоз на всех страницах?»

Он быстро развернул все свертки с бутербродами. Увы – все до единой страницы были посвящены будущей Российской Конституции.

«И ничегошеньки для души, – разочарованно протянул Жора, беззлобно поругивая супругу. – Ну Зинуля, ну непутевая твоя головушка, подсунула черт знает что! Хотя ладно, времени навалом, можно и поглядеть, что за штуковина такая хитрая эта наша Конституция, авось в хозяйстве где и пригодится…»

Долгов выпил еще одну кружечку, разгрыз еще один каменный бутерброд и вновь взял в руки газету.

«Человек, его права и свободы – являются высшее ценностью». – вслух прочитал Жора и, как обычно, принялся комментировать и рассуждать-обсуждать. – А что, вроде бы звучит неплохо: человек – высшая ценность. Высшая-это как? А вот если взять да перевести эту самую ценность, то есть человека, к примеру меня – в денежные отношения, сколько бы я стоил? Ну-ка, ну-ка! Если в рублях? А в долларах? Мой чистый вес – девяносто два кило. Килограмм за доллар… Курс рубля к доллару… Итого будет… будет… Тьфу-ты, запутался! Нет, тут без калькулятора не обойтись…».

И, хотя попытка оценить самого себя в денежном эквиваленте не удалась, Долгов не особо расстроился – дома, в спокойной обстановке, можно будет и повторить. Он выпил еще одну кружечку кофе, прогнал подбиравшуюся к замерзшему бычку голодную ворону: кыш, подлая! – и опять уткнулся в газету.

«Защита прав и свобод человека – обязанность государства» – Слово «государство» Жора повторил дважды и с удовольствием. А что, разве не оно должно защищать его от внешних врагов, от своих чиновников и прочего криминалитета? Оно, оно родимое!

«Основные права и свободы… Право на личную неприкосновенность… Свобода мысли и слова… Неприкосновенность жилища… Свобода передвижения… Право частной собственности… право на митинги и демонстрации…» – Долгов, как прожорливая рыба наживку, проглатывал газетные главы одну за другой. Впервые в жизни старенькая газета – вроде бы скучный официоз – показалась ему интереснее любого лихо закрученного боевика, изредка попадавшего в его руки.

Жоре стало жарко. Он расстегнул ворот теплого армейского бушлата, скинул меховую рукавицу с левой руки и слюнявя языком палец правой руки, продолжал переворачивать газетные страницы, при этом то похваливая, то поругивая неизвестных ему думских законопроизводителей.

«Каждый человек имеет право на жизнь» – Совершенно правильно! Хорошая или плохая, а жизнь-она и есть жизнь! Полностью согласен! – «Каждый имеет право свободного передвижения» – И с этим полностью согласен! Куда хочу, туда лечу! Двумя руками поддерживаю! – «Принудительный труд – запрещен». – Э-э, а вот с этим я бы поспорил. Нет уж, пусть тунеядцы и бомжи себе пенсию под конвоем зарабатывают на островах Земля Франца Иосифа! – «Смертельная казнь – отменяется». – Нет, не согласен! Категорически! В России издавна порядок на страхе держался…».

Вообще-то Долгов, как и большинство россиян, давно потерял веру в какую-либо справедливость: голосуй – не голосуй, выбирай – не выбирай, власть все равно обманет, повернет туда, куда ей выгодно. Впрочем, на выборы он дисциплинированно ходил, но голосовал уже не бездумно, как при «советах», а демократично, по настроению. Хорошее настроение – голосовал за «единоросов» клянущихся повысить пенсии, при плохом настроении – ставил галочки на коммунистах обещавших заморозить цены на продукты, трезвым-голосовал против всех, приходил на выборы выпивши – отдавал свой голос либеральным демократам, скорее ихнему скандальному лидеру, без которого в Думе – при нынешней расстановке политических сил – была бы тоска смертельная и вечный застой.