Верука Соль - Возвращение Белого Рыцаря

– Ты об Эросе или о любви в понимании Платона?

– Ой, брось, опять ты со своими штучками! Я не о каком – то там Платонове, а о своём Дорогом! Он меня вообще перестал замечать, понимаешь? – Мама уже всерьёз завелась. – Что я не скажу – он в ответ: «Да, дорогая, как скажешь, дорогая!», а сам даже не видит меня и не слышит, словно я пустое место! – Мама сдавленно всхлипнула, но через мгновения собралась и продолжила: – Ты ведь знаешь, он никогда не был особенно пылким. Он всю жизнь зовёт меня «Дорогая «или просто Лада. Не «Ладочка», не «Ладушка», не «кисулька – мышулька» или, скажем, «Сладенькая» – нет, просто полным взрослым именем, никаких уменьшительно – ласкательных суффиксов или как там это называется! И вообще, все эти его принципы – «в здоровом теле – здоровый дух», «труд делает человека свободным» или «верь в доброту» и всё такое… Я согласна с ним на все сто, но мне кажется, что с годами наш брак сделался не любовной историей, а воплощением его идеи гармоничного развития человека. И ничто не сможет нарушить этой гармонии, даже если кто-то при этом страдает!

Мама действительно страдала – Долли ощутила это всем своим существом и сжалась от страха. С того самого октябрьского вечера накануне трагедии с Эдом она старалась убедить себя, что она тут ни причём, что всё это просто случайность, что в кукольное царство никто никогда не захочет и не сможет принести беду, что старый друг Эд никак не связывал её со своим горем и он зашёл к ней почти случайно…. Но вот мама уж точно приехала сюда специально. Она хотела поговорить со своей дочерью!

Дол начала бормотать что-то ободряющее, но сама уже слышала тяжёлые шаги беды. Нет, ещё не звук, но пока ещё далёкие вибрации… И мысли её стали путаться, натыкаться на стеллажи вдоль стен, терялись в картонках с обрезками вуали, пытались выбраться на улицу, к алмазам Снежной Королевы… Но снова возвращались к маме и её мужу, к её страданиям, возвращались и окрашивались серыми и болотными цветами страха. В минуты страха мысли становились для Долли чем-то материальным, она была готова потрогать их, легонько толкнуть – они делались всё ощутимее и не приятнее. Они начали даже опутывать её какой-то прочной бечёвкой, заворачивая в душный жёсткий кокон, и вот она становится неподвижной беспомощной куколкой… Смешно: Долли – «куколка»! В тесноту кокона пробрались обломанные недоразвитые мысли ни о чём. Это опять мозг работает на холостом ходу – как всегда в предчувствии беды. Долли усилием воли собралась, вырвалась из морока дурных предчувствий. Собственно, ничего плохого пока ведь не случилось! Правда, если прекрасная Лада так растрепала свои чувства, то что-то непременно будет.

– Понимаешь, он ведь теоретик идеального мира, у него обо всём есть собственное мнение и на всё есть способ улучшить это самое «всё». Как продавец недвижимости, он точно знает, что и кому нужно, но – да, он всего лишь теоретик! Практика его не интересует! Его ничто, похоже, уже не интересует! Я говорю ему: «Со мной что-то не так, я неважно себя чувствую!» А он мне: «Брось, дорогая, ты как всегда ослепительна!» А сам даже не смотрит на меня. Сидит, понимаешь, читает Достоевского! – Мама немного помолчала.

– Нет, ты можешь себе представить – Достоевского!» Униженные и оскорблённые», «Преступление и наказание»! Ну ничего себе! И это в конце 21 – го века! Вечная классика ему, видите ли, понадобилась! Я ему говорю: «Достоевский умер, его проблемы кончились, а я тут, перед тобой, я плохо себя чувствую, тебе что, всё равно?»

– А он что?

– А он говорит: «Ну, дорогая, обратись к врачу! Но я уверен, ничего серьёзного!» О, господи, да у него всегда так – «ничего серьёзного». Я помню, как его мать умирала от рака. Запущенная форма, осложнения…

– Да, я помню – Долли содрогнулась от воспоминания. Мамина свекровь так долго прятала голову в песок, ничего не хотела знать. К врачам не шла, пока не стало поздно.

– Да – да, время было упущено, сделать ничего было нельзя. А он говорил: «этого не может быть, какая ещё онкология! Всё обойдётся, обычные женские штучки!» И не навещал её почти, только чтобы не видеть, как она угасает. Тоже прятал, как ты выразилась, голову в песок, до самого конца. Боже мой, как вспомню, как она умирала! – Долли накрыла ой пальцы матери, тихо погладила.

– Не надо, мама, не бери в голову.

– Ты же знаешь, детка, я никогда не смогу забыть этого. Не дай боже так умереть! Это такой ужас!.. И вот я говорю: «со мной что-то не так; я, кажется, нездорова, я плохо себя чувствую!» А он, мой дорогой страус, говорит: «ну так сходи к врачу, какие проблемы!» – Долли с тихой злостью покачала головой.