Я надевала резиновые перчатки. Раздевала вконец надоевшего мне Яшеньку.
Мне такие не нравятся. Ну, не нравятся.
Он на мою дочку похож!
Я блондинов люблю!
Вепсов!
Карело-финов!
Питерцев ленинградской области – которые Коренное Население!
Канадцев провинции Монреаль!
На худой конец, мужественного усатого брюнета Захар Михалыча…
Но не этого большого коричневого щенка. С его розанами щек и опахалами ресниц.
Разденешь – начинается сложный процесс связыванья – там, в садо-мазе узлов не меньше чем в моряцком деле. Потом в резиновых перчатках одеваешь на клиента презерватив. Много узлов и резины. Потом привязываешь бедного Яшеньку к столбам. К чреслам его – морскими узлами вяжешь какие-нибудь грузила.
Потом сама сечка начинается. Сначала простое похлопыванье – до покраснения. Потом легкий стек, потом начинаются плети – однохвостка, трехвостка, семихвостка… и так день за днем.
ЯШЕНЬКА СТРАДАЛ. Нет, не так. По честному страдал. Он ненавидел меня лютой ненавистью. Фискалил на меня Наташе. Жаловался, что больно. Что неправильно вяжу.
– Наташья! Она придавила мне вену!
В общем, до бича я так и не дошла – до роскошного «русского» – так он и назывался, у нас, оказывается, было сильно развито это палаческое искусство.
Это как в спорте – по ЭТОМУ виду бича, Россия, оказывается, на первом месте в истории мировой садо-мазы. Вот так, могла бы век прожить – не узнать.
В тот день, как обычно, приготовила Яшеньку, стою себе, мрачно, в рабочей одежде – КРАСНАЯ ПЛАСТИКОВАЯ КУРТКА, ПЛАСТИКОВАЯ МИНИ-ЮБКА И САПОГИ НА ШНУРОВКЕ, ДО БЕДЕР, поигрываю бичом, приступать к сечке – неохота. И его жалко, и себя жалко – а что поделаешь? Учиться то надо? А он все:
– Когда придет Эдна?
Эдна из милосердия иногда все же приходила его постегать – уж очень я жалостно рассказывала ей о том, как тоскует парень.
– Не придет она сегодня. У ней работы горы – до самой ночи. Давай что ль, парень, сам раздевайся… ох, надоел ты мне…
Я лениво взялась за это хуев бич имени Иван Васильича, (а все ж приятно,
СВОЕ-НАШЕ)…
Свой-Наш засвистел в воздухе… и тут Яшенька не выдержал и по-настоящему зарыдал.
– Пусти меня, нет, не хочу! Позови Наташью!
Я побежала к Наташе.
– Слушай, пойдем- ка со мной. Джейкоб – чего-то совсем плох. Рыдает. Тут конешно садизм – но не до такой же степени…
Мы вместе принялись его развязывать.
– Ну, что за проблема?
– Я ненавижу эту женщину. Я не могу видеть ее лицо! Я НЕНАВИЖУ ЕЕ ЛИЦО!
Лицо мое – обыкновенная жидовская морда – в профиль, смешное из-за носа, а в фас – нормальное лицо. Если не краситься – так и вовсе выходит «Святая женщина».
Это выражение, я однажды услышала от Полины – по телефону кто-то ей на меня жаловался, а она отвечала по русски:
– Да ладно тебе. Ну, наорала. Она на всех орет, если не выспится. Чего на нее сердиться то? Всему Нью-Йорку известно – МАМАША – СВЯТАЯ ЖЕНЩИНА…
Я тогда задумалась – где она такого языка нахваталась?
Забыла, как сама подсаживала бедную малютку на русский язык – когда у нее наступил возраст, в котором все американские дети читают только про вампиров, с невинным видом принесла ей сборник «Русские классики о вампирах». Там сложный язык – но метод старый проверенный, у нас всегда было заведено чтение вслух перед сном – почитаешь полчаса, а потом – на самом интересном месте:
– Все – одиннадцать. Завтра.
– Десять минут!!!
– Завтра. И чтоб никакого света я не видела!
Потом можно еще минут сорок делать вид, что никакого света не видишь. А завтра – уже можно начинать следующую историю. А через несколько дней можно услышать что Стивен Кинг, оказывается, пишет НЕНАСТОЯЩУЮ ЛИТЕРАТУРУ. А НАСТОЯЩУЮ – Гоголь. (Но и – Воннегут).
Еще однажды услышала про лицо.
В «Русском Самоваре» выпивали художники-палешане. Они привезли в Америку – свою дорогущую сувенирную Библию – на продажу. Вроде нормально расторговались и теперь отдыхали.
Занимались ими какие-то совсем уж американские люди, ни к Библии, ни к изобразительному искусству отношения не имевшие, но решившие, сложный для Нью-Йорка вопрос:
– Как продать предмет роскоши, не на Аппер Ист-сайд?
Потому как было ясно, что Ветхий Завет тамошним ребятам еще можно втюхать, но с Новым уже… трудно в общем.
Ясное дело, в Нью-Йорке есть всякие миллионеры – англо-немецко-голландского происхождения, но это все – мрачные люди с нездоровым цветом лица – и они не любят вот такое – ЗОЛОТУЮ, ПЕРЕЛИВАЮЩУЮСЯ, ЗАМОРСКУЮ ДИКОВИНУ, такое любят там – где все блестит и переливается, на Аппер Ист-сайде.
Читать дальше