Владимир Дараган - На Верхнем озере

Тетерка

Август, мы сидим за столом. Вдруг над нашими головами с диким хлопотом проносится что-то огромное и садится на рябину.

– Это тетерка, – говорит МС. – Вот отъелась! Она, как гусыня.

Тетерка перебирает лапами и пытается пробраться к краю ветки, где краснеют огромные гроздья ягод. Ветка прогибается, и тетерка останавливается в глубоком раздумье. Через пять минут она догадывается поднять глаза и видит гроздья на верхней ветке, которые буквально касаются ее головы. Начинается процесс методичного ощипывания ягод, от которого тетерку не может отвлечь ни бряцанье кастрюль, ни хлопанье дверей машины.

Наконец тетерка наелась, спрыгнула на землю, подошла к столу и стала внимательно нас разглядывать.

– Сейчас нагадит, – говорю я.

Тетерка презрительно посмотрела на меня, развернула веером свой пестрый хвост, чтобы показать какая она красивая, и не спеша пошла по дорожке.

Кого любит муха

– Ты, как настоящий мужчина, должен убить эту муху!

– У меня рука на нее не поднимается! Она тебя так любит, вьется только вокруг тебя.

– Она тебя любит, если тебе не надоедает!

Бродяги

Мы все бродяги и в палатке долго не сидим. Нас тянет на тропы, которые разбегаются по красным скалам, окрестным зелено-березовым горам, проходят около гудящих водопадов и теряются на красно-серой гальке озера.

Задача каждого – это укатать себя к концу дня, как укатывали Сивку крутые горки.

Фотограф

Я откололся от группы и уныло бреду со своей нелегкой ношей. С каждым приездом на озеро мой рюкзак становится тяжелее и дороже. На качестве снимков это не отражается, но теперь любая съемка превращается в мучительный процесс работы головного мозга. Мне нужно вспомнить какие стекла лежат в коробочках, как их надо использовать, какие кнопки камеры нажимать. Теперь, даже установка штатива – это постоянное решение задачек по стереометрии. На выбор ракурса и прочие глупости, типа выравнивания линии горизонта, не остается ни времени, ни сил.

Благословенные времена смартфонов с хорошей камерой еще не наступили.

Река

Я люблю эту реку. Она впадает в озеро спокойным потоком, и только пена напоминает о страшных каньонах, через которые река пробивает свой путь. Каньоны недалеко, метров пятьсот от берега. Там можно ходить зимой, когда от реки остается крошечный ручеек, текущий под толстым слоем льда. Сейчас там царство дьявола. Белая пена с ревом несется между отвесными скалами. Водопад следует за водопадом.

В каньоне висят мостики, где смелые туристы фотографируют пену. Я не люблю эту пену. Я помню, как плыл в подобном каньоне и мой спасжилет не хотел меня держать на поверхности. Мы с МС идем выше по течению. Перед каньонами река разливается, шумит перекатами и небольшими порогами.

Это наше любимое место. Вокруг северный лес с остроконечными елями и чахлыми березами. Небольшие скалы в русле. Они обкатаны водой и за много лет стали круглыми и гладкими. В теплую погоду там можно подолгу сидеть на разогретой шершавой поверхности, смотреть на желто-коричневую воду в маленьких водопадах и вспоминать карельские пороги, на которых такая же коричневая вода становится золотистой в лучах низкого северного солнца.

Вершина

Эта вершина нас манила уже два года, но мы ее оставляли на потом. Казалось, что не хватит сил. Вершина торчала из непроходимого леса и болот. Даже подойти к основанию было непросто.

– Ну что, пойдем? – я был настроен решительно.

Казалось, что если мы там не побываем, то будет ощущение, что мы начали сдавать и нам пора уже ездить только на теплые мексиканские пляжи. МС уговаривать не надо. Любая инициатива с моей стороны, если только она не направлена на возлежание в гамаках, категорически приветствуется.

Первые метры были по сказочному сосновому лесу. Потом лес стал березовым. Потом про лес я не помню, а помню чавканье грязи под ногами, скользкие камни, высокую колючую траву, корни деревьев, образующие лесенку, и влажный тяжелый воздух.